выяснять, молча вычеркнул меня из своей жизни.
И у меня будет его ребенок.
Девять месяцев он будет расти внутри меня, потом мне придется его рожать. Мама с Григорием его заберут, и я буду видеть, как у них вместе с моим братом или сестрой растет ребенок Демьяна…
Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.
Нет. Этого не будет.
Я выпью таблетку, или несколько таблеток, у меня просто начнутся месячные. Все пройдет безболезненно и исчезнет бесследно.
И я никогда не узнаю, кто это был, мальчик или девочка. И Демьян тоже никогда не узнает, кто у него мог быть, сын или дочь.
Или все-таки лучше отдать?
Несмело тянусь рукой к животу. Он плоский, почти прилипает к спине. Как там может поместиться ребенок Демьяна? Демьян такой рослый, широкоплечий, мускулистый.
А если это девочка? Она тоже будет рослой и мускулистой?
Сквозь слезы прорывается смешок, и я топлю его в подушке. Это истерика, мне нисколько не смешно. Мне до слез жаль, что я никогда этого не узнаю.
Тогда может послушать маму и правда отдать им с Гришей ребенка?
И от того, что я должна буду его отдать, я беззвучно рыдаю в подушку до рассвета.
Четыре месяца спустя
Демьян
В окне темно, в душе дерьмо.
Походу я настолько ебнулся, что разговариваю стихами.
Стихи отстой, не спорю, так а я на всемирное признание и не претендую. Какой поэт, такие и стихи.
Перебираюсь с кровати на коляску. Я все еще неходячий. Операция по утверждению врачей прошла успешно, но я по-прежнему передвигаюсь в кресле.
Мать бегает по врачам, собирает консилиумы. А мне похуй. Сейчас на многое похуй.
Мне пишет Рита. Пишет, я отвечаю. Потому что это ничего не меняет.
Первый месяц после операции слился в сплошную череду пустых и тупых дней. Никаких изменений не произошло, я не встал из инвалидного кресла. И меня это вообще не парило.
А потом появился Кит*. Он пришел меня проведать, рассказал, что перевелся из своего вуза в другой. Его пригласили стать у них капитаном футбольной команды.
— Ты можешь тоже посещать лекции факультативно, — сказал он. И я подумал, а почему нет?
Благодаря Никите и его Машке-Ромашке* я понял одну простую вещь. Любовь есть. Многие люди любят. Просто во-первых, она редко бывает взаимной. А во-вторых, все это точно не для меня.
Моя попытка полюбить позорно провалилась. Все оказалось так, как я всегда думал.
Никто не станет любить тебя больше, чем ты сам. К чему тогда разводить лишние сопли?
Я больше не ненавижу Ангелину. Встреться она мне четыре месяца назад, я бы ее точно убил. Поэтому я не искал встреч, не ждал оправданий. Презирать да, презирал. Именно потому, что за деньги.
Сейчас уже нет. Отпустил.
Подъезжаю к окну. Очередной консилиум вынес вердикт, что я сам дал себе команду не вставать из этого кресла. Оно для меня — зона комфорта. И покинуть ее для меня в первую очередь проблема психологическая.
Возможно. Но беседы с психологом мне не помогают, они меня только раздражают.
Вглядываюсь в ночь за окном. Пока Ангел была со мной, мне хотелось встать на ноги. И не в последнюю очередь ради нашего улетного секса. Все-таки я и трети не мог делать из того, что я сделал бы с ней раньше.
Казалось, Ангелина тоже этого хочет. И ждет. Как я мог настолько ей верить? Как я мог так ошибиться?
Под ангельской внешностью скрывалась холодная расчетливая сука. Мне до сих пор не верится, что она оказалась на такое способна. Особенно когда в памяти против воли возникают светлые распахнутые глаза, милая улыбка. Ангелочек, настоящий Ангел…
Тянусь за телефоном, захожу в облако. В такие моменты очень хорошо помогает один видос. Прямо сказать, отрезвляет.
Включаю воспроизведение и, превозмогая боль, смешанную с отвращением, смотрю, как она извивается на коленях у Артура. Как он лижет ей соски.
Мерзко и тошно. Зато ей хорошо.
Так какого хуя я отказываюсь от того, что может у меня быть, если я встану?
Выключаю телефон, отбрасываю в сторону. Наклоняюсь, яростно массирую ступни. Медленно двигаюсь пальцами по ноге вверх, против воли повторяя движения Ангелины. Все-таки ее массажи были лучшими. А главное, результативными.
Я теперь делаю их каждый день. Возможно, это глупо и по-детски, но мне бы хотелось однажды оказаться перед ней, уверенно стоя на обеих ногах. И посмотреть в лживые глаза, которые казались полными любви и восхищения. А на деле это оказалось восхищение деньгами.
Мне кажется, или сегодня в ногах больше чувствительности? Руками переставляю ноги с подставки кресла на пол. Сначала одну, потом вторую. Упираюсь в подоконник и рывком отрываюсь от кресла, перенеся вес на руки.
Давай, Демьян, отпускай.
По одному отрываю пальцы от подоконника. У меня все получится. У меня все будет заебись.
Резко отпускаю подоконник и застываю в нелепой позе. Медленно выпрямляюсь.
Я стою. У меня получилось.
И если я скажу, что мне похуй, это будет стопроцентный пиздеж.
Два месяца спустя
Ангелина
— Линка, едешь со мной? Сегодня у нас движ, очередной олигарх платит. Можно хорошо заработать! — племянница Григория Илона заговорщицки наклоняется к уху.
Она работает в дорогом и престижном загородном комплексе, и иногда берет меня с собой, когда есть возможность подработки.
Сама Илонка работает на кухне, обычно меня туда и пихает. У них гора всякой кухонной техники и приспособлений, но когда не хватает рук, вся эта техника бесполезна.
Конечно, работу я выполняю самую примитивную, но она хорошо оплачивается. Администрация комплекса не возражает, им так выгоднее. Чем нанимать человека на ставку, проще доплачивать разово в случае необходимости.
Зато тетя Надя, сестра моего отчима, против таких подработок.
— Два месяца до родов, Лина! Нельзя тебе нагрузки.
— Я и не нагружаюсь, теть Надь, — заверяю женщину, — мне нравится.
— Что там может нравиться? — ворчит Надя. — Кастрюли да сковородки.
Она правда переживает, поэтому мы с Илоной стараемся ее не нервировать. Быстро переодеваюсь и прыгаю в старенький автомобиль, которым Илонка дико гордится. Она сама на него заработала.
Я почти полгода живу у тети Нади с дядей Антоном, и у меня такое чувство, будто они наши с мамой родственники. Очень добрые и милые люди, а их дочь Илонка вообще огонь!
— Илон, можно помедленнее, а то меня совсем растрясет, — держусь одной рукой за дверцу машины, второй за живот.
— Сорри, крошка, я совсем забыла про наш мячик, — подруга сбрасывает скорость и старательно объезжает ямы.
Фыркаю и незаметно
