В XVII веке дорогами занимались приходы; сегодня они контролируются советами округов, которые финансируются и координируются на национальном уровне. Электричество лучше всего распределяется ведомством, управляющим значительной областью, особенно там, где есть важный источник энергии, такой как Ниагарский водопад. Орошение может потребовать таких сооружений, как Асуанская плотина, строительство которой слишком дорого, если только контролируемая территория не будет по-настоящему большой. Экономия на масштабе производства зависит от управления рынком, достаточным для освоения огромного объема продукции. И так далее.
В некоторых других отношениях преимущества больших территорий пока тоже не были в полной мере использованы. Начальное образование можно было бы оживить и улучшить государственными образовательными фильмами и учебными передачами на Би-би-си. Еще лучше, если бы такие фильмы и уроки подготавливались каким-то международным органом, но в настоящее время такая мечта утопична. Гражданская авиация стеснена тем, что не является международной. Очевидно, что в большинстве практически важных случаев крупные государства лучше небольших и что ни одно государство не может в полной мере выполнить свою главную цель – защищать жизни граждан, если только оно не является всемирным.
Но в небольших территориях есть определенные преимущества. Они означают меньшую бюрократию, более скорые решения и больше возможностей приспособиться к местным нуждам и обычаям. Очевидное решение – местное правительство, которое не будет суверенным, но будет обладать определенными полномочиями и в важных вопросах контролироваться центральным органом власти, который должен предоставлять финансовую помощь, когда для этого есть достаточное основание. Этот вопрос, однако, завел бы нас в конкретные материи, которые я сейчас предпочту не обсуждать.
Вопрос конкуренции сложнее. Он много обсуждался в экономике, однако его значение по крайней мере столь же велико в вооруженных силах и пропаганде. Если либералы полагают, что свободная конкуренция должна быть в бизнесе и пропаганде, но не в вооруженных силах, итальянские фашисты и немецкие нацисты провозгласили прямо противоположное мнение, согласно которому конкуренция безусловно вредна, если только она не принимает форму национальной войны, в которой она представляет благороднейшее из начинаний человека. Марксисты критикуют любую конкуренцию кроме той, что ведется в форме борьбы за власть между антагонистическими классами. Платон, насколько я помню, восхищается только одним родом конкуренции, а именно состязанием в доблести между собратьями по оружию, которое, по его словам, подкрепляется гомосексуальной любовью.
В сфере производства конкуренция среди множества небольших фирм, характерная для ранней стадии индустриализации, в большинстве важных отраслей уступила конкуренции между трестами, которые в своей деятельности охватывает по крайней мере одно государство. Есть только один важный международный трест, а именно индустрия вооружений, который представляет собой исключение, поскольку заказы одной фирме служат причиной для заказов другой: если одна страна вооружается, то же самое делают другие, а потому обычных мотивов конкуренции здесь не существует. Помимо этого особого случая конкуренция в бизнесе все еще существует, но сегодня она сливается с конкуренцией между нациями, в каковой конечным арбитром успеха является война. Следовательно, благо или зло современной деловой конкуренции совпадает с благом или злом соперничества государств.
Но существует и другая форма экономической конкуренции, которая сегодня не менее жестока, чем в прошлом, – я имею в виду конкуренцию за рабочие места. Она начинается со школьных экзаменов и для большинства людей продолжается на протяжении всей трудовой жизни. Такую конкуренцию можно сгладить, однако ее нельзя полностью уничтожить. Даже если бы актеры получали одинаковый гонорар, любой актер, будь у него выбор, пожелает сыграть роль Гамлета, а не Первого моряка. Здесь должны соблюдаться два условия: во-первых, безуспешные не должны страдать от тягот, которых можно избежать; во-вторых, успех по возможности должен быть наградой за то или иное истинное достоинство, а не за низкопоклонство или коварство. Второе условие привлекло гораздо меньше внимания социалистов, чем оно на самом деле заслуживает. Но я не буду развивать этот вопрос, поскольку он увел бы нас в сторону от нашей темы.
В настоящее время наиболее важной формой конкуренции является конкуренция между государствами, особенно так называемыми великими державами. Она стала тоталитарной конкуренцией за власть, богатство, контроль над убеждениями, но прежде всего за саму жизнь, поскольку смертная казнь – главное средство победы. Очевидно, что единственный способ закончить эту конкуренцию – отмена национального суверенитета и национальных вооруженных сил, а также замена их единым международным правительством, обладающим монополией на вооруженную силу. Альтернатива этой мере – смерть значительной доли населения цивилизованных стран вместе с возвращением выживших к нищете и почти полному варварству. В настоящее время подавляющее большинство предпочитает именно эту альтернативу.
Конкуренция в пропаганде, которой либералы в теории пожелали бы предоставить свободу, стала связанной с конкуренцией вооруженных государств. Если вы проповедуете фашизм, наиболее важное для вас следствие вашей пропаганды – усиление Германии и Италии; если вы проповедуете коммунизм, вы вряд ли добьетесь его воцарения, но можете способствовать победе России в следующей войне; если вы отстаиваете значение демократии, вы будете оказывать поддержку политике военного союза с Францией ради защиты Чехословакии. Неудивительно то, что Россия, Италия и Германия должны были отказаться от принципа свободы пропаганды, что они и сделали, поскольку ранее применение такого принципа позволило современным правительствам этих стран низвергнуть своих предшественников, так что его сохранение сделало бы совершенно невозможным продолжение их собственной политики. В настоящее время мир настолько отличается от мира XVIII и XIX веков, что либеральные аргументы в пользу свободной конкуренции в пропаганде, если их вообще можно еще считать обоснованными, должны быть полностью переформулированы в современных категориях. Я полагаю, что они в значительной мере остаются действенными, но подлежат ограничениям, которые важно ввести.
Доктрина либералов, например Джона Стюарта Милля в его книге «О свободе», была намного менее радикальной, чем зачастую полагают. Считалось, что люди должны быть свободными, если их действия не вредят остальным, но когда в их действиях затрагиваются другие люди, такие действия в случае необходимости может ограничивать государство. Например, человек может быть искренне убежден в том, что королеву Викторию надо убить, однако Милль не предоставил бы ему свободы распространять это мнение. Это крайний случай, но на деле почти каждое мнение, заслуживающее защиты или опровержения, может на кого-то повлиять отрицательно. Свобода слова ничтожна, если только она не включает в себя право говорить вещи, способные повлечь неприятные последствия для определенных людей или классов. Следовательно, если у свободы пропаганды должно быть какое-то пространство, для его оправдания понадобится более сильный принцип, чем у Милля.
Мы можем рассмотреть этот вопрос с точки зрения правительства, среднего гражданина, пылкого новатора или философа. Начнем с точки зрения правительства.
Как мы уже отметили, правительствам угрожают две опасности – революция и военное поражение. (В парламентской стране официальная оппозиция должна считаться частью правительства.) Эти опасности пробуждают инстинкт самосохранения, и поэтому можно ожидать,
