— Пойду приготовлю ванну. Если хочешь, могу даже голову тебе вымыть!
Вопреки ожиданиям в мытье с Натали не оказалось никакой эротики. От горя и добровольного голодания я стал худым и слабым, как старик. Голова гудела, мышцы болели. Руки и ноги превратились в палки, а под мышками, судя по запаху, появилась плесень.
Бережно, словно фарфоровую статуэтку, Натали вытерла меня большим махровым полотенцем. На глаза снова навернулись слезы. Пока я рыдал, девушка сменила постельное белье. Несколько шагов к кровати и я тут же заснул.
— Ну, когда мне выезжать?
Разговор состоялся на следующий вечер, после того как я наконец нашел в себе силы встать, принять душ и одеться. Мы были в оранжерее, а твердо решивший бодрствовать Эрик лежал на одеяле, дрыгал ногами и сосал ухо плюшевого медведя. Сгущались сумерки. В саду среди густой травы проглядывали пламенеющие в последних лучах солнца лютики.
— О чем ты? — пристально посмотрела на меня Натали.
— Ну, как же… когда освободить комнату?
— А-а… Все изменилось, — объявила она, — теперь можешь остаться со мной.
— Но ведь я провалил все шесть испытаний.
— Шесть испытаний? Какое было шестым?
— Ты же испытывала меня, переспав с Митчеллом!
— Гай, я никогда с ним не спала.
— Я видел его в нашей ванной! И жуткую обвислую задницу, и веснушчатый пенис…
На ее лице мелькнуло изумление.
— В тот день он играл благотворительный футбольный матч и заехал принять душ.
— Ты с ним не спала?
— Нет, у меня даже мысли такой не было.
— Значит, завалив пять испытаний, я за компанию завалил шестое, которое и испытанием не было.
— Неплохо, правда? — смеясь, кивнула Натали. — Только все это сейчас не важно.
— А то, что я мерзкий шовинист?
— Тоже.
— Ну, спасибо… Вообще-то не все испытания провалены, — обиженно добавил я.
— Они ничего не значили, — сконфуженно улыбнулась Натали. — Это же просто шутка! Гай, неужели ты не понял?! Мы с подругами все придумали… Было очень весело! Ты такявно меня домогался, что мы решили проверить, на какие жертвы ради этого ты пойдешь.
— Теперь поняла? — подавленно спросил я.
— Да, прости…
— Нет, нет, что ты, получилось очень остроумно, — признал я. — Вы меня на коротком поводке держали!
— Да уж, остроумно и отвратительно, — с тенью сожаления проговорила свояченица. — Мы даже не надеялись, что у тебя получится, просто хотелось поставить на место мерзкого шовиниста! Даже собери ты миллион фунтов на борьбу с раком — все равно остался бы для нас невежественным хлыщом, который готов на все, только бы конец свой пристроить.
— Ну, не на все: с Анной Фермески целоваться бы точно не стал, — вздохнул я, понимая, как по-идиотски себя вел. — Но почему, почему ты так со мной поступила?
Встав с кресла, свояченица склонилась над Эриком, прижала большой палец к его ладошке, и малыш тут же за него ухватился.
— Ты предан Джину, — с болью в голосе проговорила она.
Наверное, вид у меня был очень обиженный, потому что, подняв малыша с одеяла, Натали посадила его мне на колени.
— Иди, — закурлыкала она, — иди к папочке!
Я осторожно подложил руку под головку мальчика.
— Где памперс? А если он обделается?
— Это пойдет тебе на пользу.
— До сих пор меня ненавидишь? Опустившись на колени, девушка взяла меня за руку.
— Эй… Сейчас, после всего что случилось, это уже не важно.
— Чудесно! Важно или не важно, но я по-прежнему мерзкий шовинист.
— Ты такой, как есть, и я тоже, и все остальные люди. Уверена, мы найдем какой-нибудь выход.
— Например?
Натали окинула меня своим фирменным пристальным взглядом.
— Что-нибудь придумаем… В качестве эксперимента можно забыть прошлое и начать все с начала.
— Что? — засмеялся я. — Как Адам и Ева?
— Нет! Адам и Ева понимали, что они мужчина и женщина, а мы и об этом не станем думать. Будем просто людьми.
— А что делают “просто люди”?
— Не знаю, — проговорила она, пожимая мне руку. — Давай выясним!
