из зала. Мы следуем за нею с опаской, подозревая, что всё это может оказаться и ловушкой, но идти приходится недалеко. Вскоре Адалинда останавливается перед непримечательной узкой дверью.
— За нею вы найдёте кольцо, — говорит она. — Когда Элеонор сгинет навеки, возвращайтесь, и я укажу вам, где искать друзей. Вперёд, дальше сами, я не в силах видеть то, что покоится там.
Я толкаю дверь. За нею оказывается небольшая комната с ширмой в углу, камином справа и неприбранной узкой постелью слева. Может быть, здесь прежде жил кто-то, прислуживающий хозяйке замка, потому что обстановка очень простая.
Поперёк постели лежит мёртвое тело. Холод отлично сохранил его, и без труда можно узнать, что это Вилхелм. Ужасная рана идёт наискось от плеча к груди, разрубленный доспех покрыт кровью. Лицо искажено последней мукой, глаза полуприкрыты.
Мне становится как-то не по себе. Одно дело видеть призрак юноши, полного сил, другое — вот это. Где-то за плечом охает Андраник.
— Счастье, что я давно не ел, — говорю ему я. — Ты как, на ногах-то держишься? Что, мне одному придётся снимать кольцо?
Бедолага ничего не отвечает мне, и кажется, все его силы уходят лишь на то, чтобы не лишиться чувств.
— О боги, — вздыхаю я. — Отойди пока к окну, полюбуйся на двор, на небо или что хочешь, а я покончу с этим делом.
Андраник, едва переставляя ноги, пересекает комнатушку и вцепляется в серый камень подоконника. Тем временем я подхожу к постели, брезгливо тяну к себе окоченевшую руку с потемневшими ногтями, та не гнётся, будто тело выточено из дерева. Ох, что за мерзость. Нет у него на левой руке никакого кольца.
Оно находится на пальце правой руки. Я уже было размышляю, удастся ли стянуть перстень, или мне всё ж таки придётся отломать бедняге Вилхелму палец, как мой спутник вопит.
— Что такое? Не смотри, если тебе так тошно, — говорю я, поднимая взгляд, и замечаю, что глядит Андраник вовсе не на меня, а за ширму. С того места, где он находится, открывается что-то, чего не вижу я.
Обойдя кровать, я заглядываю за ширму и вижу тело женщины, сидящей на стуле. Судя по почерневшему лицу с широко раскрытыми глазами, по раскрытому в немом крике рту, по рукам, сведённым последней судорогой, одна из которых замерла у горла, смерть была мучительной. Но мне знакомо уже это зелёное платье с длинными рукавами, эти светлые волосы с густой сединой в них — перед нами тело Адалинды.
У ног её, выпавший из руки, лежит кубок. На теле не видно ран, наверное, она приняла яд.
— С-сильвер, — хрипит Андраник, — посмотри…
— Да я уже вижу, — говорю я, пытаясь казаться бодрым. — Вот так встреча, верно? Ладно уж, в этой комнате ни на что больше не гляди, а то и третье тело где заметишь…
— Чьё тело? — испуганно спрашивает мой дрожащий от ужаса спутник.
— Ничьё, пошутил я, — успокаиваю его. — Выйди за дверь и там подожди, я скоро.
— А п-п-погоди, — запинаясь, говорит Андраник. — А ч-что, если та, что ходит во тьме — это и есть Адалинда?
— Да быть не может, ведь вот же она разгуливает при дневном свете.
— Д-да, но что, если «ходит во тьме» означает «имеет тёмные помыслы»?
— Тогда ты прав, — соглашаюсь я. — Мерзкая она бабёнка, не помню, чтобы встречал таких подлых. Даже принцессы Третьего королевства, да что там, даже твоя мать перед нею дети малые… ой, прости.
Но Андраник, погрузившийся в размышления, по счастью, не слышит моих последних слов.
— Сильвер, а что если, — задумчиво говорит он, — что, если слова Адалинды — как же она сказала, что-то вроде «Элеонор не сможет прийти, пока я рядом с сыном», да? Так вот, что, если эти слова касались не призраков, а их тел?
— Ты думаешь, если мы… — тоже задумываюсь я.
— Конечно, может быть, это и не самая умная мысль, — спешит прибавить мой спутник, но я уже убеждён в том, как надлежит действовать.
— Что тебе больше нравится, плечи или ноги? — только и спрашиваю я.
Спустя некоторое время мы вновь проходим через главный зал. Я пыхчу, обхватив Вилхелма поперёк туловища, и идти мне приходится боком. Нам не удалось снять разбитый доспех, тело совсем не гнётся, и я ужасно жалею, что у нас нет при себе талисмана силы.
За мной семенит Андраник, придерживая тело правителя под колени. Он скрючился едва ли не до пола, будто это не мне досталась самая тяжёлая и неприятная часть.
— Ох, надо было всё же нести на покрывале, — пыхтит бедолага, стараясь не глядеть на пугающую ношу, из-за чего то и дело спотыкается.
— Постойте! — кричит хозяйка замка, замечая нас. — Куда вы уносите его, куда?
— Да кольцо что-то не снимается, — говорю я, пытаясь ускориться, насколько это возможно в нашем положении. — Так мы его с телом отнесём.
— Остановитесь! — вопль Адалинды оглушает. Она пытается удержать нас, но руки её проходят сквозь меня, сквозь Андраника, сквозь разрубленную грудь сына. — Не отнимайте моего мальчика, не отнимайте его у меня!
Но я уже толкаю спиной дверь, ведущую в коридор.
— Ты сама попросила, чтобы мы отнесли кольцо, — говорю я напоследок. — Это мы и делаем, всё честно.
Створка захлопывается, и мы остаёмся во мраке коридора. Никто из нас не догадывается пройти вперёд и распахнуть дверь, ведущую наружу, чтобы здесь хоть что-то стало видно. Так мы и продвигаемся в спешке, то и дело натыкаясь на стены и охая, пока наконец не оказываемся во дворе.
Не замедляясь и не останавливаясь, чтобы передохнуть, отдуваясь и пыхтя, мы с трудом тащим тяжеленное тело Вилхелма. Пересекаем двор, проходим по мосту, ступаем на дорогу, ведущую с холма вниз, к городу, и тут недотёпа Андраник, упорно не глядящий вперёд, теряет равновесие.
Его левая нога скользит в сторону, он шлёпается, не выпуская из рук свою ношу, и едет по обледеневшим камням. Тут и я не удерживаюсь. Кованый доспех Вилхелма гремит на льду, как чугунный котёл, и мы катимся к подножию холма, пока не останавливаемся, наконец, у первых домов.
Андраник ошалело вертит головой, пытаясь прийти в себя. Я поднимаюсь, потирая ту часть своего тела, на которую пришёлся удар при падении. И лишь Вилхелм безмятежно лежит, слегка согнув руку и устремив лицо к небу.
Тут я кое-что припоминаю.
— Хе-хе, — говорю я Андранику. — С днём рождения!
Глава 26. Знать бы, в самом деле, не творим ли вздор
— Сильвер, — с некоторой тревогой говорит мой спутник, — я боюсь,
