оружию. Но Бауэр не заставляет себя долго ждать. Согнувшись, он спускается из люка, выпрямляется и, глядя поверх голов, докладывает, словно говорящий манекен:
– Герр командир, разрешите доложить: испанское судно входит в бухту. В данный момент продолжать наблюдение ещё возможно, но скоро такая возможность исчезнет.
– В бухту? – удивлённо поднял глаза Зимон. – Какую бухту?
– Не могу знать.
– Странно…
На этом берегу нет ни одного порта или гавани. Зимон был уверен, что испанец идёт вдоль побережья на север, направляясь туда, где такие порты есть. Командир вернулся в центральный пост, припал к перископу, долго наблюдал за двигавшимся вдоль скал судном, до тех пор, пока оно не пропало за каменным утёсом, потом ещё раз озадаченно повторил:
– Странно.
– Возможно, – попытался объяснить Хартманн, – что гавань всё-таки есть, но она не нанесена в нашей лоции. Иногда так бывает – если гавань незначительная или заброшенная, то наши картографы могли её пропустить.
– Какое нам дело до испанца? – подал голос Бауэр. – Мы ведь, кажется, ищем немецкую лодку?
– Не люблю загадок, – отозвался Зимон. – Малый ход. Заглянем в это бутылочное горло, потом продолжим поиск лодки.
Узкий вход в бухту сливается с пёстрым серпантином гранитных скал. Солнце поднимается выше, и берег вспыхивает алыми красками, теряя чёткую грань между сушей и морем. Даже белые крылья пролетающих перед перископом чаек становятся красными. Скалы медленно движутся в сторону, словно не лодка, а они плывут вдоль горизонта. Вскоре в глубине бухты показывается чёрная корма испанского судна. Теперь за его форштевнем нет буруна: судно стало на якорь. Зимон переводит взгляд на берег, но там нет ни пристаней, ни портовых зданий, – одна лишь унылая пустошь, со всех сторон замкнутая в каменном мешке. На палубе судна неожиданно оживает стрела крана, и Зимон снова переводит взгляд на испанца. Что-то в судне изменилось, но что – не даёт понять сверкающая солнцем тихая гладь бухты. Яркие блики не позволяют рассмотреть детали. Зимон щурится, напрягает зрение, и вдруг ощущает, что на мгновение его дыхание судорожно останавливается – из-за нависающего над водой корпуса выглядывает пришвартованная к судну серая корма подводной лодки. Всего лишь чуть-чуть, но этого хватит с лихвой, чтобы сердце взволнованно подпрыгнуло к горлу. Он вжимается лицом в тубус, однако ошибки быть не может! На корме появляются матросы и, задрав головы, машут свесившимся через борт морякам на судне. Зимон готов был поклясться, что рассмотрел на одном из стоявших внизу матросов чёрную пилотку Кригсмарине.
– Мы их нашли! – гулко выдохнув и обведя задумчивым взглядом центральный пост, объявил Зимон.
Затем снова припал к перископу. Никто не решался на уточнение. Хартманн переглянулся с боцманом, но Рикен лишь растерянно пожал плечами. Мацуда уже открыл было рот, но Зимон заговорил снова:
– Инженер, мы можем не ползти, как дохлые тюлени? Увеличить ход – я хочу заглянуть за другой борт!
– За перископом появится бурун, – осторожно напомнил Бауэр.
Не удостоив его ответом, Зимон во все глаза смотрел, как меняется ракурс судна, постепенно открывая невидимый борт. Теперь показалась палуба лодки с разгуливающим экипажем, затем стволы зенитного орудия и, наконец, рубка целиком. Этого уже было вполне достаточно. Сейчас Зимон ни на йоту не сомневался, что перед ним точно такая же, как и его, «семёрка». Он молча отошёл, предоставив возможность и остальным посмотреть в перископ.
– Это наши, – недолго разглядывая, подтвердил Хартманн.
– Чтоб я сдох! – согласился боцман.
Штурман выждал, когда очередь пошла по второму кругу, посмотрел ещё раз, затем задал вполне резонный вопрос:
– Что теперь делать?
– Ждать, – ответил Зимон.
– Вас смущает испанец?
– И он тоже. Дождёмся, когда наши останутся одни.
– А если лодка уйдёт вместе с судном?
– Не думаю. Зачем идти рядом с тем, кто привлечёт к себе внимание и может выдать? Понятно, что испанец оказывает лодке помощь, но нельзя же доверяться на все сто процентов. Терпение, и всё узнаем.
Легко сказать – ждать! Время тянется, словно его и нет вовсе. Стрелки часов подозрительно неподвижны, и возникает соблазн проверить завод часов. Каюта Зимона расположена сразу же за средней группой балластных цистерн. Койка за коричневой шторой, несколько шкафчиков на стене и очень маленький письменный стол в углу. Вот, пожалуй, и всё. Да… ещё портрет гросс-адмирала Дёница. И, конечно же, злополучные часы! Стрелки которых сводят с ума своей медлительностью. Зимон следит за ними почти с ненавистью. У каюты нет двери как таковой, и он видит обе стороны коридора, по которому осторожно крадутся матросы, решив, что командир наконец уснул. Но Зимон лишь делал вид. Каюта сообщается с центральным постом водонепроницаемым люком, который почему-то сейчас закрыт. Не выдержав пытку временем, Зимон срывается с места и, распахнув люк, злобно рычит:
– Я же сказал – не закрывать! Хартманн, есть новости?
– Всё по-прежнему, герр командир, – отзывается заступивший на вахту штурман. – Испанец закончил погрузку, но не уходит. У вас будут новые указания?
– Ждать!
Зимон откинулся на подушку и закрыл глаза. «Нетерпение – признак молодости», пришло на ум известное выражение. В свои двадцать девять Зимон давно уже не считал себя юнцом. Война ведёт особое летоисчисление, и двадцатипятилетний, рано поседевший сломленный старик уже давно перестал быть какой-то диковинкой, но он сейчас волновался, как перед первым свиданием. Кто-то ещё, как и он, решился на такой же безрассудный шаг, объявив войну всему миру! И этот кто-то совсем рядом. Нужно лишь дождаться, когда исчезнет судно, и встретиться. А может, они уже знакомы? «Вряд ли, – улыбнулся собственным мыслям Зимон. – За всю войну Германия успела построить тысячу подводных лодок. Больше восьмисот приняли участие в боевых действиях. Через некоторые лодки прошло по несколько командиров. Шанс на то, что они могут быть знакомы, слишком мал». Зимон снова взглянул на часы и, о чудо, не поверил собственным глазам! Стрелки показывали поздний вечер. Значит, он всё-таки уснул? Недоверчиво покосившись на дремавшего на противоположном диване Адэхи, Зимон осторожно заглянул в центральный пост. Штурмана уже сменил Мацуда и, увидев командира, приветливо кивнул.
– Хильмар-сан, я как раз хотел вас будить. Испанцы поднимают якорь.
Сомнений нет – судно собирается уходить. Дым из трубы теперь валит негнущимся чёрным столбом. Поверхность моря сменилась с бутылочного цвета на по-вечернему тёмно-синее. Набежавшие облака заслоняют клонящееся к горизонту солнце, и их тени ползут по воде чернильными пятнами. На судне зажгли ходовые огни, затем оно медленно двинулось на выход из бухты, постепенно набирая ход и вытягивая из-под кормы длинный пенящийся хвост. К чёрту судно! Всё внимание Зимона теперь приковано к лодке. Что делает её экипаж? Но там
