Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
перебила:
— В вашей, это наверху?
— Да. Там всё не совсем так, как вы говорите.
— Конечно, не так, — в усталом голосе Анны послышалась насмешка. — Но ты не сравнивай, пожалуйста, больницу наверху с теми больницами, что ниже. Что положено Юпитеру, то не положено быку.
— Что? — не поняла Ника.
— Я хочу сказать, что всё зависит от того, где тебе посчастливилось жить. Но даже у вас наверху не удаляют злокачественные опухоли, не делают шунтирование, да много чего не делают просто потому, что однажды одному человеку пришла в голову гениальная идея, что всё это не нужно. Не целесообразно.
Ника сжалась на своей койке, потому что она уже понимала, кто это — тот самый «один человек».
— А ведь иногда даже смертельную болезнь можно вылечить, но для этого… для этого нужно вернуть всё, как было до закона. Нужно, чтобы человек знал, понимал: врач не убийца, врач — спаситель. Но пока, увы, мы, врачи, поставлены властями в очень невыгодное положение. Нас не любят. Нас боятся. Люди скрывают до последнего, что с ними что-то не так. Бывает, ходят на работу, уже загибаясь от боли. Потому что знают, как только врач на их этаже, поставит им в карте отметку о смертельном диагнозе, то тем самым он подпишет смертный приговор. Вот и получается, что к нам такие люди попадают — если вообще попадают, конечно — то не лечиться, а доживать.
— И что, никого-никого нельзя спасти? — прошептала Ника.
— Мы пытаемся. Делаем операции. Такие, какие в Башне уже нигде не делают. Если нам кажется, что есть хоть малейшая надежда на спасение — мы действуем. И, увы, тем острее разочарование, когда нам это не удаётся. Как с Тихоновым…
— У которого вы были утром?
— Да, — Анна вздохнула. — Операцию мы ему сделали. И даже, казалось, она прошла удачно. Он пошёл на поправку, а потом ему вдруг резко стало хуже. И стало понятно, что…
Анна закашлялась, как будто ей не хватало воздуха. Как будто вместе с кашлем она хотела исторгнуть душившую её боль.
— Стало понятно, что ему осталось недолго, — закончила она хрипло и, чуть помолчав, добавила. — А ведь ему всего двадцать один год. Совсем мальчик…
— Двадцать один? Я думала… — Ника осеклась.
А что она думала? Что это взрослый человек? Старый человек? А есть какая-то разница? Ей стало стыдно перед Анной, перед этой женщиной, которая не делила людей ни по какому признаку. Просто пыталась спасти тех, кого могла. И тех, кого не могла, тоже пыталась спасти.
Ника неожиданно поняла, к кому так резко Анну сдёрнули с кровати посреди ночи.
— Вы к нему ходили? — тихо спросила она.
— К нему.
— И он… — Ника не договорила, но Анне не нужно было уточнять.
— Да, — Анна завозилась на кровати, поворачиваясь, по всей видимости спиной к Нике. Голос её зазвучал совсем глухо. — А теперь всё, Ника. Всё! Спать. Мы обе устали.
Анна замолчала, и через какую-то минуту её дыхание стало ровным и неторопливым. Уснула.
«А что же я завтра скажу папе? — мысль тревожной птицей забилась в голове Ники. — Что? Что я ему скажу? А ничего». И Ника вдруг успокоилась, лицо её прояснилось. Она ничего не скажет отцу.
Ни завтра.
Ни потом.
Никогда.
Глава 3
Глава 3. Анна
— А теперь всё, Ника. Всё! Спать. Мы обе устали, — Анна отвернулась к стене и закрыла глаза. Слышала, как где-то там, за спиной, на соседней кровати ёрзает Ника. Думает о предстоящем разговоре с отцом? Наверно. Анну и саму это тревожило, не отпускало.
Сейчас она понимала, что всё, что произошло, вся эта череда событий, неправильных и иррациональных решений, случайных встреч и сказанных в запальчивости слов, которые не должны были быть сказаны, но всё же сказаны были, всё это было глупым, бесполезным и даже опасным. Чего она надеялась добиться, открывая этой милой доверчивой девочке глаза, обрушивая на неё суровую правду, грязную, беспощадную, подлую? У Анны не было ответа на этот вопрос.
Наверно, триггером послужило невероятное сходство племянницы с сестрой, такое резкое, болезненное, нарочитое, что это сводило с ума. Не давало сосредоточиться. Пугало. И даже когда они вдвоём спускались утром вниз, сначала несколько этажей пешком, потом на грузовом лифте, Анна ловила себя на мысли, что рядом с ней Лиза, её маленькая Лиза, милый застенчивый рыжик, улыбчивый, как утреннее солнышко. Потом наваждение прошло.
Конечно, внешнее сходство Ники с покойной матерью никуда не делось, но сейчас Анна видела, как за этим внешним сходством, за тонким лицом Лизы, за рыжими растрёпанными кудряшками, за чуть вздёрнутым веснушчатым носом и высоким открытым лбом, проступает Пашка. Пашкино упрямство, Пашкин характер, Пашкина воля. Ника была похожа на Лизу и в то же время не похожа на неё. И когда она говорила Лизиным голосом:
— Анна,
чуть растягивая, как Лиза гласные, на Анну смотрели не Лизины синие глаза, подёрнутые мечтательной дымкой, а твёрдые серые глаза Павла.
Это раздражало и где-то даже злило Анну. Она старалась спрятать свою злость поглубже, так, чтобы эта девочка ничего не заметила. Ведь в общем-то, если она и была в чём-то виновата, то лишь в том, что была живым симбиозом двух людей… двух, одного из которых Анна безумно любила, а другого так же безумно ненавидела.
…И снова из тьмы ночи на Анну шагнуло прошлое.
Четырнадцать лет назад
Павел ушёл, и, начиная с этого момента, Аннина жизнь понеслась под откос. Да и не только её.
Людей в Башне лихорадило. Осознание того, что ты сам или твои близкие могут оказаться в списке лишних людей, пришло к каждому почти сразу же, как только начались зачистки. Исполнительные бригады, сопровождаемые военными (Анна никогда не думала, что в Башне так много военных), начали свои рейды снизу, где на удивление лояльных к вновь принятому закону оказалось большинство. Это объяснялось просто: нижние этажи первыми столкнулись с голодом и пришедшими вслед за голодом болезнями. И пока жители верхних этажей гуляли в парках и оранжереях, ходили в кинотеатры и спортзалы и жаловались разве что на однообразное питание в столовых, на нижних этажах урезали пайки и сокращали выдачу лекарств. Внизу люди больше болели, и старики и больные становились обузой семьям, которые и так еле-еле сводили концы с концами.
Но чем выше поднимались исполнительные бригады, тем чаще возникали стычки между обозлёнными людьми и военными. И всё чаще в ход шли электрошокеры и дубинки.
Нежно-приторный женский голос из громкоговорителя ласково убеждал жителей
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
