потому ничего не заметила. Зато теперь она не просто знает о чувствах Кима, но и сама начала думать о нем!
На какое-то мгновение Зиминой стало стыдно. Нехорошо манипулировать бесхитростной девушкой, и она это прекрасно понимала. Но с другой стороны, Шурка ясно видела то, что даже не замечал ее «суженый», каким бы супер-мега-сильным человеком Силы он не был. Тане было очень одиноко, и в экипаже «Ночной Птицы» она нашла для себя почти что новую семью. А еще ее доброе и чистое сердце жаждало любви. И она готова была отдать всю себя без остатка.
Единственное, что Александра не учла, точнее не знала, это искусственный интеллект «Птицы». Он точно уловил, что она делала, и запомнил, если так можно выразиться о блоке памяти.
До Гатчины оставалось еще почти восемь часов полета, когда усталый «Хаджиев» вытер дрожащими руками лоб и счастливо вздохнул.
— Готово!
На столе перед ними лежали три миниатюрных артефакта и один побольше, игравший роль ретранслятора. Связанные в единую сеть они могли улавливать любой звук, различимый человеческим ухом, и передавать его на расстояние не менее двух километров. Последнее, впрочем, следовало еще проверить, но в любом случае, успех был налицо!
— Ибрагим-сан, дорогой! — порывисто обнял его Март. — От лица командования и от себя лично выражаю вам огромную благодарность!
— Благодарю, командир-сама, — на жуткой смеси японского и русского отвечал ему бывший самурай. — Но все же надо еще раз проверить…
— Вот после прилета и проверим. Но в любом случае с меня литр самого лучшего сакэ!
— Лучше коньяка, — скупо улыбнулся липовый черкес.
— Хорошо. Какой предпочитаете? Камю, Мартель или, быть может, как истинный кавказец — Шустовский?
— Вы когда-нибудь пили сакэ? — с непроницаемым лицом поинтересовался японец. — Поверьте, даже не очень хороший коньяк будет лучше и для желудка, и для головы!
В своих обоих жизнях Март успел попробовать множество разных спиртных напитков, но вот японской рисовой водки и впрямь не доводилось. Но то, что офицеры Микадо, не смотря на весь свой патриотизм, предпочитали для личного пользования коньяк, причем на его вкус довольно дрянной, он знал.
— Коньяк, так коньяк, — кивнул Колычев. — Все равно вы его один пить не станете.
— Почему? — не понял Ибрагим.
— Не берите в голову, — засмеялся молодой человек. — Это такая русская шутка!
— Все-таки сложный у вас язык, — покачал головой японец. — Как можно пить коньяк, не беря его в рот? Ведь рот на голове!
— Ничего-ничего, — поспешил успокоить его командир. — Если вы смогли изготовить такие уникальные артефакты, то и с русским языком как-нибудь управитесь….
— Идея и основные элементы — ваша разработка, капитан. Мне оставалось только немного додумать и технически реализовать.
— Не скромничайте, друг мой. В конце концов, ставить задачи много ума не надо. Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что!
— Э, нет! Вы точно знали, что вам нужно, и что это можно реализовать. Другие до такой возможности просто не додумались. Во всяком случае, пока.
— Кстати, как вы думаете, одаренный сможет учуять присутствие этих артефактов?
— Думаю, да, сенсей. Но поначалу это не будет проблемой.
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, многие простецы имеют артефакты, призванные защитить их от ментального воздействия. У одних они слабые, у других довольно сильные, но в любом случае это не редкость. Поэтому большинство просто не обратит внимания. Ну, есть у хеймин [1] амулет, что ж с того? То, что с его помощью можно подслушивать, никому даже в голову не придет. Разве что встретится мудрец, способный постигать суть вещей!
— Понятно, — кивнул Март. — Ладно, об этом мы подумаем позже. Вы, наверное, устали, идите, отдохните.
— Конечно, — помялся японец, — только…
— Что?
— Если не возражаете, я бы немного покушал.
— В самом деле, — хлопнул себя по лбу Март. — У нас с вами черт знает сколько времени маковой росинки во рту не было. Сейчас распоряжусь.
— Это было бы просто чудесно!
[1] хеймин — простолюдин (яп.)
Глава 20
Заглянув в рубку, Март обнаружил, что там сидит одна Сашка.
— Это как понимать, товарищ стажер? — включил командира Март. — Кто вас допустил до самостоятельного управления кораблем?
— Капитан, разрешите доложить! — бодро принялась рапортовать ничуть не смутившаяся его грозным видом Александра. Видимость миллион на миллион[1], высота на эшелоне пять тысяч, летим строго по курсу без отклонений, включен автопилот. Первый пилот Калашникова на минутку отлучилась, сейчас вернется. Докладывает стажер Зимина. Доклад окончен!
— Принято! — машинально кивнул Колычев.
— А что это за должность «товарищ стажера»? [2] Не знала, что у тебя еще есть стажеры. Или стажерки?!
— Прости, я просто оговорился, — вывернулся Март, вовремя заметив ревнивый огонек в глазах «суженой». — Конечно же, ты у меня одна!
— То-то!
— Ну и как тебе?
— Управлять кораблем? Здорово, но немного скучно. Не зря дед говорил, что главное для летчика — терпение и усидчивость.
— Значит, в другой раз не попросишься, — одними уголками губ улыбнулся командир.
Шурка лишь загадочно улыбнулась в ответ, явно давая понять, что надеждам будущего мужа не суждено оправдаться. В этот момент на пороге рубки материализовалась смущенная Татьяна. Мгновенно сообразив, в чем ее промах, она попыталась оправдаться, но Март не стал ее слушать.
— Тише-тише, я сам виноват. Пропал на несколько часов, а вы ведь тоже не железные!
— Хорош, командир! — еле слышно хмыкнула Шурка, но ее никто не услышал. Ну, или сделал вид.
— Однако на будущее, — голос Колычева заметно построжел, — приказываю: стажерам, пассажирам, техникам, да и вообще кому бы то ни было управление без особого на то дозволения командира или лица, его замещающего, не передавать! Всем ясно?!
— Так точно, капитан! — звонко ответили девушки, преданно поедая начальство глазами.
— Вот и славно. Теперь вольно! Командование принимаю на себя!
— Есть, капитан!
— Можете отдыхать, только сначала…
— Что?
— Девчонки, сообразите нам с Хаджиевым что-нибудь перекусить. А то мы скоро кони двинем с голодухи!
— Ой, вы же целый день голодные, — спохватилась Таня и опрометью бросилась в сторону их маленького камбуза.
— У господина капитана есть
