Тот комбинезон, в котором Хват шел теперь, был значительно усовершенствован. Во-первых, тут присутствовала прокладка из пористого эластика, смягчающая удары пуль или осколков. Во-вторых, поскольку пропотевший таврон быстро теряет прочность, он был упакован под хлопком в водонепроницаемый нейлон. Все вместе весило прилично, но Хват предпочитал таскать на себе лишний груз, вместо того чтобы прогуляться налегке, но зато с пулевыми отметинами. Наличие синяков на теле еще как-то объяснить можно, а как объяснишь сестре происхождение дополнительных отверстий в теле?
Хват ухмыльнулся на бегу, но тут же нахмурился, приказывая себе не расслабляться, а продвигаться вперед с удвоенной, нет, лучше с утроенной осторожностью. Катя не переживет, если, не дай бог, с ним что-нибудь случится. Сложить буйную головушку самому – то же самое, что подставить под пули ее, неприкаянную, одинокую, беззащитную.
– Все будет в порядке, сестренка, – прошептал Хват, ритмично распределяя слова между вдохами и выдохами. – Все будет в полном ажуре.
Почему бы и нет?
Почти не сбавляя скорости, не оскальзываясь, не оступаясь и не сбиваясь с курса, он продолжал бежать вперед. Ему было отлично известно, как трудно придерживаться прямого пути в лесу, где нужно то бурелом обогнуть, то под слишком низкие ветви поднырнуть, то между стволами протиснуться, то ноги так и тянут тебя на открытое пространство, где побольше света. Причем левая нога, делающая шаги чуточку короче, заставляет тебя отклоняться вправо, и так может продолжаться до тех пор, пока тебя не развернет на сто восемьдесят градусов и не понесет по кругу. Вместо того чтобы постоянно сверяться с компасом, теряя темп и время, Хват просто привычно корректировал маршрут, то и дело заставляя себя отклоняться левее. Он делал это автоматически, через равные промежутки времени. В противном случае тридцатикилометровый отрезок пути, который ему предстояло пробежать, закончился бы совсем не там, куда он стремился.
Чтобы чеченские волки не учуяли его раньше времени, пришлось высадиться из вертолета подальше от их лагеря. Шум моторов разносится в горах далеко, слухи – еще дальше, еще быстрее. Хват вывалился на ходу, с пятиметровой высоты, пока вертолет делал вид, что выискивает подходящее место для посадки. Произошло это в так называемом четырнадцатом квадрате, хотя Хвату это ни о чем не говорило. Генерал Конягин продемонстрировал ему лишь маленький фрагмент карты Чечни, заявив, что этого будет вполне достаточно. Судя по масштабу, зеленое пятно, изображенное на топографическом листе, можно было обойти за полдня хорошей ходьбы: это и был тот самый лесной массив, где базировались боевики Черного Ворона. А начинался он с опушки дубовой рощи, как выяснил Хват, преодолев еще десяток километров.
Устроив себе небольшой привал, он сверился с компасом, забросил ноги на снятый рюкзак и, лежа на спине постарался восстановить по памяти фрагмент карты, показанной ему генералом. Синяя ниточка ручья пересекала зеленую кляксу рощи почти параллельно курсу Хвата, и, судя по рельефу местности, этот ручей протекал по дну оврага. Слева роща примыкала к сосновому бору, справа граничила с горным отрогом.
С военной точки зрения место для лагеря было выбрано бездарно, наугад. Но к чему Черному Ворону осторожничать? Его ведь никто особо не ищет, да и чего его искать? Сегодня со спутника бородавку на носу интересующего субъекта разглядеть можно, а уж скопища боевиков и террористов – и подавно. Пункты их нахождения наперечет известны тем, кому это положено по должности. Почему эти лагеря атакуют лишь выборочно, да и то кое-как – большой вопрос. Тот самый вопрос, ответ на который никакой порядочный офицер знать не желает, потому что правда слишком тяжела, чтобы носить ее на сердце.
Так что к черту правду, сказал себе Хват. У тебя появилась возможность добраться до одного из чеченских бандитов, вот и доберись, вцепись ему в глотку, а спрашивают и отвечают пускай участники телевизионных ток-шоу. Вообразив себя участником одного из них, Хват ухмыльнулся.
– Как вы расцениваете наши шансы на мирное урегулирование конфликта в Чеченской республике? – осведомился он у верткой пичуги, пристроившейся на ветке прямо над ним.
Пичуга склонила головку набок, посмотрела на Хвата, как на круглого идиота, сорвалась с ветки и, резво махая крылышками, исчезла среди листвы. Похоже, она не надеялась ни на мирные инициативы, ни на референдумы, ни даже на новую чеченскую конституцию.
Проводив ее взглядом, Хват подумал, что во многом он солидарен с нигилистически настроенной птичкой. Во всяком случае, ему больше хотелось заморить червячка, чем размышлять на политические темы.
Он сел, расстегнул рюкзак и занялся приготовлением обеда, который вполне мог стать последним до возвращения на «большую землю». Поколдовал над брикетиком сухого спирта, занявшимся синим пламенем, нагрел пару баночек из сухпайка, добавил в них по кубику куриного супа, вылакал это пойло и спросил сам себя:
– Думается, сэр, теперь вы не отказались бы от чашечки хорошего крепкого кофе и пары сигар?.. – Помолчав пару секунд, Хват откликнулся своим обычным голосом: – Думается, только последний мудак станет баловаться кофе с сигарами в непосредственной близости от логова лесных братьев. Вы, сэр, лучше бы одеколоном «Хьюго босс» облились, на задание идучи. С ног до головы, как это принято у настоящих героев.
Привычка разговаривать с собой возникла у Хвата давным-давно, во время многодневных одиночных рейдов, когда лишь подобное бормотание под нос помогало осознавать, что ты не исчез, не растворился, что ты – это ты, а не плод собственного воображения. Возобновление подобных диалогов означало, что Хват окончательно вошел в прежнюю колею и его бронепоезд больше не стоит на запасном пути. Что ж, разве не ради этого он согласился выполнить поручение генерала Конягина?
Следы нехитрого пиршества были привычно уничтожены – не было никого и нет в тылах чеченских боевиков. Надев рюкзак, Хват попрыгал, удостоверяясь, не выдаст ли себя случайным бряцаньем, проверил и перепроверил, как сидит в ножнах клинок, как висит на плече взведенный автомат. Задрал голову к синему небу, по-кошачьи жмурясь на солнце. Шепнул себе:
– Ну, с богом. Ни пуха ни пера.
Подумал-подумал и ответил:
– К черту.
Бог, черт… Кто-то из этих двоих да посодействует.
* * *
Преодолев перебежками открытое пространство лощины, Хват углубился в рощу и двинулся по ней уже шагом, с оглядкой, выискивая наметанным взглядом возможные растяжки и мины. Обычно осколочные ловушки расставляют на тропах, но попадаются такие энтузиасты саперного дела, что только держись. Любая кочка, любой кустик могут оказаться роковыми. Ты думаешь, что перед тобой нить паутины серебрится, а это тонюсенькая проволока, прикосновение к которой смертельно. Даже если успеешь отпрыгнуть за ствол дерева раньше, чем тебя изрешетит осколками, шум взрыва предупредит чеченцев о приближении чужака. Ни один зверь не подорвется на мине – не было отродясь такого случая. Только люди не замечают ловушек, расставленных другими людьми.
