Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

«Широкое распространение связи 5G решит проблему информационных островов, простимулирует цифровизированную экономику совместного потребления, внесет изменения в существующие методы производства и образ жизни и, наконец, повысит качество жизни», – написала компания Huawei в своем справочном буклете[24].

В середине 2018 года Соединенные Штаты и их союзники высказали опасения по поводу заключения контрактов на прокладывание сети 5G с Huawei. США принудили своих союзников по Европейскому союзу и Австралию отказаться от сотрудничества с китайской компанией и выяснить, могут ли Ericsson и Nokia предоставить более безопасную и надежную альтернативу.

«Разработка собственных безопасных сетей 5G перевесит любые предполагаемые выгоды от партнерства с китайскими провайдерами, которые субсидируются из госбюджета и подчиняются партийному руководству», – заявил министр обороны США Марк Эспер.

Австралия ввела запрет в августе 2018 года, разрушив бизнес Huawei в стране. В 2019 году австралийское подразделение компании сообщило о снижении прибыли на 78%, до 4,2 млн долларов, и прямо обвинило в этом австралийское правительство. Запрет возмутил власти Китая – китайский посол в Австралии называл его «больной темой или щекотливым вопросом».

Китай начал оказывать политическое давление на Великобританию, пытаясь избежать запрета на продукцию Huawei в этой стране. «Это будет очень плохим сигналом не только для Huawei, но и для всего китайского бизнеса», – заявил Би-би-си посол Китая в Великобритании Лю Сяомин. Такое решение может привести к «неприятным последствиям не только в сфере торговли, но и в сфере инвестиций».

Великобритания попыталась пойти обходным путем, не допустив Huawei к работе над критически важными элементами сети 5G, тем самым снизив риски безопасности. Однако это решение разозлило Соединенные Штаты, крупнейшего союзника Великобритании. Правительство США запустило проверку, оценивая влияние сетей Huawei на безопасность американских военных баз и оборудования в Великобритании, а также начало рассматривать возможность вывода из страны самолетов-разведчиков и отказа от размещения там некоторых самолетов-«невидимок».

Более бедные страны увидели выгоду в прямом сотрудничестве с Китаем и отвергли помощь со стороны американцев.

В конце концов, 5G, «Безопасный город» и искусственный интеллект можно использовать для борьбы с преступностью и улучшения качества жизни, а не только для репрессий, слежки за людьми и создания антиутопии наподобие синьцзянской. Власти этих стран пришли к выводу, что потенциал «умных» систем регулирования дорожного движения, правоохранительной деятельности и государственного образования перевешивает возможные проблемы с безопасностью.

Центр стратегических и международных исследований, крупный аналитический институт в Вашингтоне, в своем отчете пришел к заключению, что страны, внедрившие систему «Безопасного города» от Huawei, имеют три общие характеристики: они только условно демократические или вовсе недемократические; чаще расположены в Азии и Африке; характеризуются «средним уровнем дохода» – то есть не богатые, но и не бедные. «Безопасный город» прижился в Пакистане, Бангладеш, Кении и Малайзии. Эксперт по Китаю Шина Честнат Гритенс, старший научный сотрудник Брукингского института в Вашингтоне, собрала данные о китайских средствах наблюдения и обеспечения общественной безопасности, применяемых во всем мире. Она делает вывод, что «страны, стратегически важные для КНР, с большей вероятностью внедрят их, равно как и страны с высоким уровнем преступности».

Соединенные Штаты, полагает Гритенс, могли недооценить скорость и масштабы распространения китайских систем «Безопасного города». «Мы точно не знаем, сколько таких программ развернула Huawei и в каком количестве стран», – написала она. В своем собственном отчете Huawei утверждала, что систему установили в 700 городах в ста странах и регионах.

«Вероятно, в реальности это число находится в диапазоне между 52 странами, оценкой одного западного аналитического центра в 2019 году, и заявленными компанией Huawei ста странами, что, возможно, является маркетинговым преувеличением», – заключила Гритенс.

Но, какой бы ни была реальная цифра, авторитарные лидеры вскоре начали использовать системы Huawei для подавления своих противников.

На совещании по вопросам безопасности в мае 2019 года правительство Узбекистана объявило о заключении контракта с Huawei на установку системы «Безопасный город» из 883 камер видеонаблюдения в Ташкенте для – настоящий оруэлловский новояз! – «цифровизированного решения политических вопросов». В августе 2019 года The Wall Street Journal сообщила, что техники Huawei помогли властям Уганды получить доступ к страницам фейсбука и телефонам оппозиционных блогеров, критиковавших президента.

Huawei, как и всегда, отвергла эти обвинения. Однако компания признала, что не принимает во внимание этические и гражданско-правовые последствия продажи своих технологий авторитарным правительствам.

«Huawei разрабатывает технологии, а не государственную политику. Этим занимаются политики и законодатели», – заявил директор подразделения Huawei в Южной Африке. Это эквивалент фразы «Мы всего лишь производим и продаем оружие, а не стреляем из него», призванной избежать разговора о проблемах морали.

Многие из стран с низким и средним уровнем дохода, которые присоединились к китайскому проекту «Один пояс и один путь» в надежде, что он станет альтернативой американскому вмешательству в их внутренние дела, осознали, что столкнулись с другой проблемой: долговой ловушкой по китайским кредитам.

С 2010 года экономический рост Китая резко снизился. Ему не хватало средств для управления крупными внутренними инфраструктурными проектами, а также для поощрения стран, желающих получить его технологии или инженерные разработки. Китайская «дипломатия долговой ловушки», как ее позже окрестили, стала новой отличительной чертой проекта «Один пояс и один путь».

«В рамках своей инициативы „Один пояс и один путь“ стоимостью 1 трлн долларов Китай поддерживает инфраструктурные проекты в развивающихся странах со стратегически важным расположением, зачастую предоставляя им огромные кредиты. В результате страны попадают в долговую ловушку, которая делает их зависимыми от Китая», – писал Брахма Челлани, выдающийся индийский геополитический стратег, придумавший термин «дипломатия долговой ловушки». Он считает, что «Один пояс и один путь» был разработан не для поддержки местных экономик, а для обеспечения Китаю доступа к природным ресурсам и рынкам сбыта для китайских «дешевых и некачественных экспортных товаров»: «Во многих случаях Китай даже присылает своих строителей, минимизируя количество создаваемых рабочих мест».

Эквадор набрал китайских кредитов на сумму в 19 млрд долларов. Они пошли на строительство мостов, автомагистралей, ирригационных систем, школ и, что самое главное, крупной дамбы ГЭС под названием «Кока Кодо Синклер», которая была призвана решить проблемы дефицита энергии и вывести страну из нищеты. Эквадор согласился погасить многие кредиты нефтью, а не наличными, отдав на откуп Китаю 80% своего нефтяного экспорта. Китай получил эту нефть с дисконтом и смог заработать на ее перепродаже.

Через два года после открытия дамбы Эквадор сотряс скандал. «Оборудование плотины покрыто тысячами трещин. Водохранилище забито илом, песком и деревьями. Единственный раз, когда инженеры попытались запустить плотину на полную мощность, она вырубила национальную электросеть», – сообщала газета The New York Times в декабре 2018 года. Тем временем Эквадор ломал голову над тем, как выкачать достаточно нефти, чтобы погасить свой долг перед Китаем. Он проводил бурильные работы глубоко в тропических лесах Амазонки, и без того страдающих от вырубки, урезал расходы на социальное обеспечение и закрыл государственные учреждения.

«Стратегия Китая ясна, – сообщил министр энергетики Эквадора The New York Times. – Они берут страны под свой экономический контроль».

Китай повсеместно оказывал нещадное давление на бенефициаров «Одного пояса и одного пути», которые отказывались подчиниться его политической воле.

Рост китайского влияния спровоцировал волну народного негодования в Казахстане – стране на северо-западе от Синьцзяна, имеющей для Китая стратегическое значение, с 18‐миллионным населением и богатыми запасами нефти.

В ноябре 2015 года Казахстан провел так называемую земельную реформу, которая увеличила возможный срок аренды земли иностранными гражданами с десяти до двадцати пяти лет. Во многих странах такие изменения законодательства не привлекли бы большого внимания и могли бы действительно раскрепостить рынок. Но Казахстан граничит с Китаем, и местные фермеры забеспокоились, что, взяв их землю в 25-летнюю аренду, которая затем может быть продлена постановлением правительства, китайские инвесторы по сути получат ее в полное владение, а сами фермеры превратятся в кабальных слуг Китая.

Би-би-си сообщала, что в апреле 2016 года в каждом крупном городе Казахстана