С момента того странного разговора прошло больше десяти дней, а вся картинка встала перед глазами, как наяву. Видимо, этому способствовали кошачьи вопли, напоминающие сигнал воздушной тревоги.
— Пауль?
— Я здесь, господин полковник.
Несмотря на то что карьеру он сделал в контрразведке, Штейнглиц любил слышать, как звучит его офицерское звание в переложении на армейский чин. И приказал денщику обращаться к нему только так. При этом милостиво не обращая внимания, что солдат старательно пропускает приставку «под». Ну в самом деле, какая разница? Да и короче получается.
— Пауль, я городской житель и с животными преимущественно встречался только за столом, куда они поступали в виде сосисок или жаркого. А ты, как я знаю, вырос на ферме.
— Так точно, господин полковник.
— Тогда объясни мне: почему эта тварь так вопит?
— Не могу утверждать точно, господин полковник. Но, кажется, Марта собралась рожать.
— Вот как?
«Что ж, будем надеяться, что самца она подобрала себе арийского происхождения, — усмехнулся мысленно Штейнглиц. — Вряд ли другие коты могут жить в стенах Главного управления имперской безопасности».
— И что? Они всегда так орут? Я имею в виду кошек? То есть это нормально?
— Никак нет, господин полковник. Обычно, пока котята не начнут пищать, их и найти невозможно.
— Так в чем же дело?
— Осмелюсь предположить, — денщик переступил с ноги на ногу. — Это ее первый окот. И что-то пошло не так, как нужно.
— И?
— Виноват, господин полковник?
— Чем все окончится? Она справится?
— Бывает, что дохнут…
«Представляю себе реакцию группенфюрера, когда на его вопрос о Марте, я отвечу Мюллеру, что его презент подох, несмотря на все девять, отпущенных богами жизней!»
— А что можно сделать?
— Нужен ветеринар, господин полковник.
— Так ищите его, черт возьми! Почему я должен за всем следить лично?
— Виноват, господин полковник! — щелкнул каблуками денщик. — Разрешите исполнять?
— Давай, старина… — смягчил тон Штейнглиц. — Постарайся. Это же не простая тварь.
— Да, я знаю, господин полковник, — опять вытянулся солдат. — Не беспокойтесь, я разыщу ветеринара и притащу сюда, даже если тот окажется последним во всем мире.
Глава пятнадцатая
Хорошо укатанное покрытие из крупного щебня совершенно ничем не напоминало ефрейтору Семеняку привычные с детства лесные дороги севера Украины и Белоруссии. Кои-то, положа руку на сердце, и дорогами назвать совестно. Так, широкие тропы, в кровь исполосованные тележными колесами и путающие самих себя промежду кустарников да завалов. Рытвина на рытвине, колдобина на колдобине. По которым можно было проехать только самым жарким летом и стылой, снежной зимой… А тут к обычной лесной сторожке такой гостинец проложили, — в ином райцентре главная улица похуже будет.
«С жиру бесятся буржуи, — хмуро подумал Степаныч, припоминая виденный аккурат перед демобилизацией в клубе фильм „Война и мир“. — Бедняки в дырявых лачугах вместе со всем семейством ютятся, а иные господа — на охоту в бархатных туфлях выходят…»
Сравнение так ему понравилось, что ефрейтор еще раз осуждающе кивнул и произнес уже вслух.
— Вот именно, в бархатных туфлях… — И прибавил Семеняк, будучи абсолютно уверенным в собственном праве и правоте: — Ничего, погодите, — скоро тут все иначе станет. Мы вас научим по-людски жить-то…
Фрицев Семеняк учуял, как и Кузьмича, издали, по резкому табачному духу и неизменному аромату супротивблошиной присыпки.
Ветерок веял с правой стороны, значит, и засада хоронилась где-то там, в придорожных кустах. Можно было завернуть крюк и обойти вражеский дозор, но разведчик решил рискнуть. Они же кого поджидают? Вражескую диверсионную группу! Значит: нескольких молодых, хорошо вооруженных парней в камуфляже или красноармейской форме. А тут — какой-то одинокий старик едва ковыляет. Причем совершенно не таясь, опираясь на клюку и приволакивая ногу. С лучковой пилой через плечо и плотницким топором за поясом. Нет, никак не должен заинтересовать немецких солдат пожилой крестьянин, да к тому же — идущий с противоположной фронту стороны. Ко всему прочему, очень удачно случилось, что он не успел в этом месяце подстричься. Все собирался, собирался, но то одно, то другое. И теперь отросшие не по уставу РККА волосы, в совокупности с трехдневной щетиной, придавали облику Степаныча еще более достоверного, цивильного вида.
Ну и кроме всего прочего, оставался риск, что какой-либо особо глазастый немец уже разглядел одинокого ночного путника. И если тот вдруг бросится в придорожные кусты, предугадать реакцию солдат будет несложно. И хорошо, если только догонять бросятся. А если очередью полоснут? Убить или ранить, может, и не сумеют. В лесу это не так просто сделать, даже если отчетливо видишь цель, но тревогу на всю округу поднимут как пить дать. Ночью выстрелы далеко слышны.
Поэтому ефрейтор Семеняк продолжил неспешно шагать дальше по дороге, вдруг потерявшей всю свою недавнюю гладкость. Отчетливо осознавая, с каким удовольствием он променял бы ее на самые глубокие рытвины и колдобины родных мест.
— Хальт! — Властный окрик прозвучал неприятно резко и зло.
Степаныч остановился и притворно удивленно принялся вертеть головой по сторонам. А не найдя источника звука, даже на небо взглянул. И не зря старался, не напрасно лицедействовал… Из кустов, как раз там, где разведчик и предполагал засаду, раздался довольный хохот, а еще пару мгновений спустя на дорогу вышли два солдата в полевой форме СС.
— Кто такой? Куда прешь, старик? — по-немецки спросил тот, что с виду был моложе.
Степаныч изобразил поклон и полнейшее недоумение на лице. Решив, что обычному крестьянину не обязательно понимать чужой язык. Но на всякий случай приложил ладонь к уху.
— Аусвайс! — громче рявкнул парень, явно довольный возможностью проявить власть и требовательно протянул руку ладонью вверх.
Семеняк энергично закивал головой, суетливо полез во внутренний карман пиджака и услужливо подал солдату кисет, туго набитый самосадом.
— Что ты мне тычешь? — удивился тот.
— Ну чего ты расшумелся, Ганс? — урезонил его второй солдат, выглядевший старше. — Старик решил, что ты закурить хочешь, вот и угощает. Небось, по себе знает, что у солдат без курева уши пухнут.
— А документы? — не сдавался тот, хотя кисет взял и осторожно принюхался.
— Да вон его документы… — указал на плотницкий инструмент второй. — Или ты считаешь, что большевики теперь своих диверсантов вместо автоматов — пилами и топорами вооружают? Чтобы страшнее казались?
Ганс неуверенно хохотнул.
