Да, Диего был сержантом полиции, но полномочия его не распространялись дальше Кубы, а, точнее сказать, дальше Хигуани. Если Алехандро Вальенте, он же Эдуардо де Вальфьерно, покинул Кубу, то искать его на просторах необозримого мира казалось делом совершенно безнадежным. Куда он поплыл – в Южную Америку, в Северную, в Старый свет, или даже куда-нибудь в Австралию – ответа на этот вопрос дать не мог никто.
Правда, у них имелась одна зацепка – если верить таможеннику, Вальфьерно называл себя капитаном американской морской пехоты. Диего задействовал все свои связи, в результате чего выяснилось, что среди американских военнослужащих на военно-морской базе Гуантанамо таковой не значится. Да и что бы делать капитану американской морской пехоты в кубинском поселении Хигуани, где не было ни увеселительных заведений, ни девушек легкого поведения?
– Кстати, мы так и не выяснили, как Алехандро разнюхал про золотую статуэтку Атабей, – сказал Виктор. – А ведь о ней не знали даже жители Хигуани. Сам отец Маурисио, конечно, вряд ли бы проболтался, остается кто-то из его близких.
– Отец Маурисио – священник, ни жены, ни детей у него нет. Единственная сестра умерла десять лет назад, он один… – начал было Диего, но тут же нахмурился. – Впрочем, нет. Есть один близкий ему человек, который живет вместе с ним и уж наверняка знает все его тайны.
Они с Виктором встретились глазами и в один голос воскликнули: «Долорес!»
– Собирайся, едем в Хигуани, – решительно произнес Диего, поднимаясь со стула. Его немного качнуло, но он тут же выправился.
– Погоди, не так сразу, – остановил его Виктор.
Брат возмутился: в чем дело? Что до него, то он трезв, как стеклышко и готов прямо сейчас ехать хоть на край света.
– Дело не в тебе, – сказал Виктор. – Дело во мне. Чтобы спокойно заняться этим делом, мне придется уволиться с завода…
* * *
Им повезло: когда они приехали в Хигуани, отец Маурисио служил обедню.
– Очень хорошо, поговорим с Долорес с глазу на глаз, – решил Диего. – Лишние уши нам не нужны.
Когда они, не стучась, вошли в дом священника, на миг им показалось, что дома никого нет. Однако это было не так. Спустя несколько секунд после их появления в большую светлую прихожую выглянула старая экономка Долорес Бланка. Это была женщина лет шестидесяти, очень полная, но еще бодрая и способная к любой домашней работе. Судя по тому, что руках у нее была ветхая, чуть влажная тряпка, она только что вышла из библиотеки – протирала от пыли книжные полки и стоявшие на них книги, по большей части – душеспасительные.
Секунду она смотрела на двух мужчин с подозрением, прищурившись, потом, узнав, вздохнула, как им показалось, с облегчением.
– Здравствуйте, мальчики, – проговорила она и пошла обратно, переваливаясь сбоку набок, как утка у озера.
– Здравствуй, Долорес, – в спину сказал ей Диего. Он был в полной полицейской форме с погонами, и вид его мог вызвать трепет у любого злоумышленника. Вот только для Долорес он был не грозным служителем закона, а маленьким Диего, которого она знала, когда он еще носился по улицам без штанов, и которого иногда подкармливала лепешками из маниоки.
Экономка, не поворачиваясь, лишь махнула им рукой. Братья переглянулись и последовали за ней.
Просторное помещение в центре дома объединяло в себе библиотеку и кабинет. У окна стоял внушительный письменный стол из красного дерева и крепкий деревянный стул. По обе стороны от входа, словно охраняя его, вдоль стен были расставлены самодельные книжные шкафы, точнее сказать, книжные полки, сколоченные из досок цедрелы. На полках теснились большие и малые книги, одни были в богатых кожаных переплетах, другие – совсем простые, картонные. Книги эти посвящены были разным предметам, от математики до философии, но главное место, разумеется, отдавалось книгам богослужебным и теологическим. Вместе они составляли маленькую, но несокрушимую армию знания, а знание, по твердому убеждению отца Маурисио, являлось неотъемлемой частью христианской веры.
Те же, кто не понимал этого и стремился разделить разум и веру, по мнению отца Маурисио, в вере был нетверд, ибо сказано в тропаре Рождества Христова: «Рождество Твое, Господь наш Христос, озарило мир светом разума».
Таким образом, если посторонний человек попадал в эту библиотеку, ему вполне могло показаться, что это не так библиотека, как некий небольшой храм – и в свете вышеизложенного это очень походило на правду.
Сейчас, впрочем, в храме этом не было служителя, только Долорес и братья-таи́но Виктор и Диего. Экономка, повернувшись к братьям монументальным задом, привычно смахивала пыль с полок и книг.
– Отца Маурисио нет дома, – сказала она, – служит обедню.
– Мы не к нему, – сказал Диего. – Мы к тебе.
Она так удивилась, что замерла на месте, как изваяние с тряпкой в руке. Потом обернулась на них, снова прищурилась маленькими близорукими глазами. Темная влажная кожа ее матово поблескивала, толстые губы приоткрылись, обнажив белые, как сахар зубы – хоть сейчас пиши с нее картину африканской рабыни.
– Как ты познакомилась с Алехандро? – спросил Диего хмуро.
В лице у Долорес не дрогнул ни единый мускул. Некоторое время она молчала, может, пыталась что-то сообразить на ходу, а, может, вспоминала, о ком вообще идет речь, потом, наконец, заговорила. Как, говорите, познакомилась? Да вот тут и познакомилась, в доме, когда тот явился в гости к отцу Маурисио…
– Ты знаешь, зачем он приходил? – перебил ее Диего. Виктор в разговор пока не ввязывался, разумно полагая, что, раз Диего полицейский, он лучше понимает, как вести допрос. – Знаешь, о чем он говорил с отцом Маурисио?
– А то ты сам не знаешь? – сердито спросила экономка и даже махнула в его сторону тряпкой, как бы намереваясь вымести из комнаты вместе с пылью. – За статуэткой Атабей он приходил, купить хотел. Ты же полицейский, если ты не знаешь, то кто знает?
– А откуда Алехандро узнал про статуэтку? – не отставал Диего. – Кто ему сказал? Во всем Хигуани про нее знали только два человека – отец Маурисио и ты…
Конечно, Диего не был уверен, что Долорес знала о золотой богине, но решил пойти ва-банк. И, как показали дальнейшие события, не прогадал.
Услышав вопрос, экономка повела себя странно. Она вздрогнула, потом осела на стул и вдруг залилась горючими слезами, перемежая их печальными всхлипами.
Диего переглянулся с братом, и тот исподтишка показал ему большой палец – попал в точку!
Отплакавшись и успокоившись немного, Долорес рассказала братьям историю своего ужасного падения. И в самом деле, во всем поселении никто, кроме нее и священника, ничего не знал
