три скелета, и черепа, бережно уложенные на надлежащих местах, благожелательно взирали на пришедших.
Остапчук снял фуражку, Акимов сделал то же самое.
– Вот, набрели, пока копали, – виновато пояснил Лапицкий. – Перенесли пока сюда.
– Известно, кто это? – спросил сержант.
– Кто-то из Карзинкиных, – ответил поп, – три захоронения, у стены церкви.
– Отправитесь с нами, – приказал Иван Саныч, – вы уж извините, должны понимать, что государству до ваших суеверий дела нет, но все-таки хулиганство налицо, а то и самоуправство.
– Все так, – что-то обдумав, вздохнул Лапицкий, – и сколько же мне дадут?..
– До полугода исправработ, – сообщил Сергей.
Поп улыбнулся и, сокрушаясь, сказал:
– То есть Пасхи в этом году не будет… ну да что ж поделать! Не впервой. Будем сидеть.
– Да вы не торопитесь так уж, еще суд, – напомнил Остапчук. – А пока поплыли, пожалуй. Не до ночи же тут средь могилок тенями бродить.
– Пожалуй, – вежливо согласился Лапицкий, – только запру тут все.
– Конечно. И ключики позвольте, – напомнил Саныч.
Погрузились на плот, в полном молчании тронулись в путь. Лапицкий ловко управлялся с шестом, как будто всю жизнь работал сплавщиком. Остапчук, достав перочинный нож, свирепо строгал какую-то подобранную палку. Акимов размышлял, что с точки зрения закона положено делать с неведомым покойником, который остался лежать в часовне под ангелом-инвалидом.
Вдруг с того берега раздался разбойничий посвист и ор:
– Эге-гей!
– Стоп машина!
– Нас возьмите!
Остапчук, отшвырнув «рукоделие», всмотрелся дальнозоркими глазами, хмыкнул и приказал:
– Возвращаемся. Покамест обойдемся без монастыря.
Лапицкий без звука возражения перешел на другую сторону и направил плот в обратную сторону, и уже через несколько минут на борт взошли трое: Колька Пожарский, Андрюха Пельмень и мелкий мальчишка – широкие штаны, пиджак, вдвое обернутый вокруг худого тела. Акимов снял с нового пассажира огромную кепку.
– Ну здравствуй, Зоя Брусникина. Что, передумала в монастырь идти?
– Где ж вы ее откопали, благодетели? – поинтересовался Саныч.
– А в тайнике, – охотно пояснил Пельмень. – Мы давно еще с Анчуткой его нашли, там контрабандисты всякий художественный хлам хранили. Мы все обшарили кругом – пусто и пусто, а потом я говорю: давай для очистки совести в тайнике этом глянем. Подходим, а там все так же, как и было, даже щит, который мы дерном закидали, закрывая вход, так на месте и остался.
– Зараза такая, – угрюмо добавил Пожарский.
– Ну, ну, – попенял для порядка Остапчук.
– Зараза и есть, – упрямился Колька, – из-за нее люди в петли лезут, на меня как на дурака и вруна смотрят, а она сидит в подземелье, глазами хлопает. Умнее всех, ага. А то бы никто не догадался, где такую поганку искать. – И рявкнул на Зойку, которая снова потащила кепку на голову: – А ну картуз долой, бессовестные твои глаза! – и он сплюнул в воду.
Девчонка молча отвернулась.
– А вы что скажете, гражданин Лапицкий? – спросил Акимов.
– Я плотом управляю, – напомнил поп, – а говорить мне совершенно нечего.
– И то верно, – подтвердил Иван Саныч, – в другом месте побеседуете, и не с нами.
Глава 20
Капитана, впрочем, в отделении не оказалось. Вообще оно было закрыто, а у дверей прохаживалась туда-сюда женщина средних лет, в темном опрятном платье, симпатичная, белолицая.
– Вы к нам, гражданочка? – спросил Акимов, отпирая дверь.
– К вам, если вы товарищ капитан Сорокин, Николай Николаевич. Правильно я пришла?
– Нет, это не он, – признался Остапчук, – но, может быть, мы можем чем-нибудь пособить?
Женщина, помявшись, сказала, что лучше бы к «самому».
– Тогда благоволите обождать в прохладе и удобствах. Я вам сейчас в его приемной стульчик выставлю, поскучаете с комфортом.
– С удовольствием. Я ж к вам с того края города, вроде бы всю дорогу сидела – и все равно утомилась.
– Ну вот и отдыхайте пока, а товарищ капитан скоро прибудет, даже не сомневайтесь.
Водворили посетительницу в приемную начальника отделения, плотно прикрыв дверь, Лапицкого определили в клетку, а Зою оставили в кабинете.
– Вы тоже обождите, – попросил Акимов пацанов, – вы нужны.
– А мы всем нужны, – весело заметил Пельмень.
Тут как раз кстати простучали по коридору знакомые шаги, Сорокин возник на пороге, воодушевленный и жизнерадостный.
– А! Вся гвардия в сборе. Все, о встрече с кем я мечтал. Жаль, конечно, что двоим уже выволочку не устроить, на путь истинный их не наставить. Черти их небось в котлах варят, как считаешь, Зоя?
– Чего я сразу?
– Ну-ну. Посмертная их участь в самом деле тайна, – подхватил Сорокин, – а вот личности тех, кто их до времени в пекло отправил, – уже нет. Зойка, не догадываешься, о ком я?
– О ком? – пробасила она, выкатывая бессмысленные глаза.
– О Гарике, то есть Игоре Шерстобитове. Да и о Хмельникове. А главное, признаться, жалею о Зойке Брусникиной.
– Тут я.
– Нет, детка, ты – не она, – со змеиной ласковостью возразил капитан, – и хотя, говорят, нельзя отбирать тигрят у тигрицы, а у женщины – ее заблуждение, придется и Татьяне Ивановне раскрыть глаза на то, что ты – не ее дочка.
– А вы уверены? – спросил Колька. – Мать-то ее признала.
– Ну, это как раз не доказательство.
– А что же доказательство? – прищурилась девчонка.
– Это как раз очень просто. Товарищ Акимов, тащи чернила для дактилоскопии.
– Есть, – Сергей вышел.
– Вот и славно, – чуть ли не потирая руки, одобрил Сорокин и вдруг, ни с того ни с сего, ухватив Кольку и Андрюху за шеи, облобызал в макушки: – Эх, голуби вы мои! Вы ж себе представить не можете, что наворотили, – и все… Слышите? Все благодаря вам!
– Интересно было бы в двух словах узнать, с чего это им такая честь, – спросил Остапчук, – мы вот с Акимовым попа выловили за самоуправным вскрытием могил…
Не то что сорокинский глаз вылез из орбит, но было близко к тому:
– Что?! Шутите так, товарищ сержант?
– Нашли шутника, – проворчал Иван Саныч.
– Вот это удача, – почему-то порадовался капитан.
– Чего удача? – не понял сержант. – Вон, в клетке сидит поп, вас дожидается. Тот самый, который примерный, участник подполья, к власти верный и вообще редкая умница – и такими делами занимался. Могилки раскапывал, не дожидаясь разрешения.
– Врете, – вдруг лязгнула Зойка не своим голосом, – все врете!
– Ну вот с тебя начнем, раз такая шустрая, – пообещал Сорокин.
Зойка, привольно откинувшись на спинку венского стула, нарочно им скрипнула – оглушительно, противно, презрительно цыкнула:
– Других на понт бери, начальник. Мне эти твои угрозы с мест – тьфу и растереть.
– Только попробуй, – предупредил капитан, – заставлю все тут вымывать, носовым платком. С вышитыми буквами «И.Ш.». Ну, чего дергаешься? Вот, при Пожарском скажи: был инспектор с
