— С тобой опасно иметь дело, — смеюсь я, открывая папку.
— А нефиг меня трогать, — бурчит она. — Мать на двух работах горбатилась, чтобы нас с Васькой не хуже других кормить и одевать. А папаша раз в два месяца алименты кинет и живет в свое удовольствие. И бабушка тоже только Ваню облизывала. Меня не любила, потому что на маму похожа, а Ваську вообще не воспринимала. Еще и сплетни распускала, что ее сыночек родименький развелся, потому что жена-сучка пузо от другого нагуляла.
— Так тебя поэтому моя семья не спугнула?
— Увы, у самой не родственники, а цирк.
— Шахова Татьяна Сергеевна, — зачитываю имя истца. — А где она работает?
— Не знаю, — пожимает плечами Колобок и поглаживает живот. — Вроде продавцом или кассиром где-то.
— А живет?
— В соседнем доме, — закатывает она глаза. — Зачем тебе?
— В гости к ней хочу сходить. С восьмым марта поздравить. Собирайся. — Встаю с кровати и начинаю одеваться.
— Дем, что ты задумал?
— Я знаю, как нам не потерять квартиру.
Так кайфово говорить о нас, как о семье. Решать вопросы, быть опорой своих девочек, держать ответ за свои поступки. Правильно, дед говорил: «Мужиками вы станете, когда свои семьи заведете».
— Дем, она не откажется от квартиры. Так и будет мне мозг выносить. А если твой отец подключится, то вылечу отсюда, как пробка.
— Никто отсюда не вылетит. — Натягиваю на себя майку и подбираю с пола ее костюм. — Одевайся. Я пока захомячу что-нибудь. Аппетит разыгрался. — Целую ее в губы и отправляюсь на кухню.
Завтрак, который я готовил все утро, ополовинен. В мусорном ведре ничего нет. Значит, не зря старался: моя невеста поела. На ходу закидываю в рот кусок омлета с беконом, откусываю бутерброд и запиваю молоком, одной рукой набирая Рыжего.
— Здорово, Диман! Дело есть. Твой дядька еще хочет купить мой байк своему раздолбаю?
— Да вроде да. Че эт ты решил его загнать? Маманя бабки подкидывать перестала?
— Новую жизнь начинаю. Короче, звони ему. Байк в гараже Костяна. Ключи у него же. Бабки, напишу, куда подвезти. Там же и договор купли-продажи оформим.
— Ты бухнул? Восьмое марта. Он поди где-нибудь на шашлыках.
— Тогда другого покупателя найду.
— Э, не-не! Договорюсь.
Отнимаю телефон от уха и разворачиваюсь. Колобок торчит в дверном проеме и, выпучив глаза, гладит живот.
— Ты продаешь мотоцикл?
— Он все равно без дела стоит. Да и опасно гонять на нем. А мне теперь о дочери думать надо.
Она слабо улыбается. Даже щеки слегка розовеют. И меня опять на части рвет от садистского желания содрать с нее костюм и снова заняться сексом. Прямо тут — на кухонном столе. Потом плавно переползти в ванную — под душ, на стиральную машинку. В гостиную, в спальню, еще раз на кухню. Не останавливался бы ни на минуту. Не будь она беременной.
Сделав еще глоток, убираю тетрапакет в холодильник.
— Показывай, где твоя тетка живет.
— Пойдем, — вздыхает Колобок.
Пока она надевает куртку и шапку, я возвращаюсь в комнату за документами. Перед уходом наказываю своей невесте взять паспорт.
— Зачем?
— Потрещать над фоткой хочу, — посмеиваюсь, обуваясь. — Надо, Крош. Просто возьми.
Она достает паспорт из своей сумки, напомнив мне, как недавно оторвала от нее ручку. Так хорошо залатала, что и не заметно. Хотя сумка потрепана. Надо будет ей новую купить.
Тетка-кобра живет в том самом доме, где и клеевой лайфхакер, залепивший замки на драндулете Колобка. Столкнувшись с нами у подъезда, на месте в штаны накладывает.
— С восьмым марта, — все что может выдавить эта икающая рожа под моим высверливающим в нем дыру взглядом.
Растерявшаяся Колобок усиленно кивает и бормочет:
— И вас.
У того окончательно челюсть отстегивается, а я подталкиваю Колобка, чтобы не заржать ему в рыло. И без того хрюкаю слишком вызывающе.
Поднимаемся на второй этаж, и она указывает на нужную дверь. Тут же жму кнопку звонка.
— Дем, она нас с лестницы спустит, — ворчит Колобок, гладя живот.
— Отвечаю, она нас еще и чаем напоит.
Шахова открывает дверь, не спрашивая, кто там. В блестящей блузке, обтягивающей юбке до колен. С начесом на макушке, и с вызывающе красной помадой на губах. Жуть, аж плечами передергиваю.
— Демьян Вячеславович? — Пятится назад, глядя на меня как на призрака. Явно же не меня ждала в этот расчудесный весенний день.
— Дем, вы что, знакомы? — Колобок тянет меня за локоть.
— Ага, — отвечаю, переступая порог. — Тамара Сергеевна — моя подчиненная.
Та шлепается задницей на банкетку и сглатывает, положив ладонь на грудь.
— С восьмым марта, Тамара Сергеевна, — подмигиваю ей.
— С… Сп-пасиб-бо… — заикается и переводит взгляд на Колобка.
Приобняв ее за талию, притягиваю к себе. Напряжена вся. Как струна натянута.
— На свадьбу вот зашли вас пригласить.
Ее округлившиеся глаза опускаются на наш живот, медленно поднимаются, и она изгибает губы в кривой улыбке.
— Надо же… Не знала, что вы…
— Собственно, по этому поводу мы к вам и заглянули. Нам же после свадьбы свое уютное гнездышко понадобится. Без обременений. Как насчет продажи нам вашей половины квартиры?
Та совсем обмирает, а Колобок дергает меня за руку и шепчет:
— Дем, это уже моя квартира!
— Нет, Крош, — объясняю ей. — Если эта змея подаст в апелляционный суд, то мы окажемся в жопе.
— Но Дем…
— Доверься мне, Крош. Ты права, я хорошо знаю своего отца, вот и иду на опережение.
— Где мы возьмем столько денег?
— Ты офигеешь, когда узнаешь, сколько стоит мой байк. — Чмокаю ее в кончик носа и перевожу взгляд на тетку. — Ну, что решили?
Она разводит руками, плохо скрывая счастливую улыбку. Встает с банкетки и изобретательно спрашивает:
— Может, чаю?
Глава 26. Стефа
Смеркается, когда мы выходим из нотариальной конторы, имея на руках отказ тетки от своей претензии к решению суда и договор об отчуждении исключительного права. Сев в машину, я еще долго перебираю бумаги, не веря, что наконец-то могу выдохнуть. Теперь-то точно меня никто не лишит жилья.
Демьян прощается с теткой, прижимающей к своей груди сумку с наличными, с мужчиной, которому продал свой мотоцикл, и с нотариусом, любезно согласившимся за определенную плату принять нас в выходной день.
