– Конечно, встревожил. Я места себе не находила. Предчувствовала, что случилось нехорошее. Все просила Соню поехать со мной в Осташков. Но мы не знали адреса. И машина, как назло, сломалась. А такси стоило бешеных денег. Соня успокоила меня, сказала, что нужно подождать. Ярик, мол, не ребенок, найдет выход из положения.
– И вы спокойно сидели и ждали? – Усов покачал головой.
– А что нам оставалось делать? – резко вмешалась в разговор Соня. – Уговор есть уговор. Для того чтобы Алик согласился позвонить матери и она пошла на наши условия, двух дней было недостаточно. Вот мы и ждали…
Она опустила голову и уставилась на носки своих сапожек. Даша вдруг вспомнила, как на следующий день после исчезновения ребят Соня просила ее приехать с пар пораньше. Якобы ей надо по делам, а маме плохо. А вечером они вернулись вместе с Катей и рассказывали им с матерью, как побывали в полиции. Про морги рассказывали! Господи, какая ложь, какое коварство! Дашу накрыла такая волна отчаяния, что она не сдержалась и застонала.
– Что с вами? – участливо спросил Усов. – Помощь нужна?
– Нет. – Даша помотала головой.
Ярик лежал безмолвный и безучастный, длинный монолог лишил его последних сил.
– Так. – Усов обвел взглядом палату и всех, находящихся в ней. – Пора заканчивать. Как говорится, финита ля комедия. – Он обернулся к Кате и Соне. – Вы можете быть свободны. Формально в смерти Краснова виноват один лишь Сомов. Он и будет отвечать. Когда поправится, разумеется.
Катя снова зарыдала. Соня кивнула, молча взяла ее под руку и вывела за дверь. Даша во все глаза смотрела на майора.
– Ну, милая, – мягко проговорил тот. – Мне очень жаль. Видите, в полиции не такие уж лохи работают. И дела раскрывают. По мере сил. – Он взял ее руку и тихонько сжал. – Вы ступайте. Идите к сестрам. Они, конечно, нехорошо поступили, чтобы не сказать жестче. Но они не знали, что все так обернется. Идите. Вам есть что обсудить. А мы с Губановым и Кравченко поедем спать. Так, Женька?
Губанов, которого впервые за ночь назвали по имени, расплылся в улыбке.
– Так, товарищ майор.
– Ну то-то.
Усов повернулся и вышел из палаты, на ходу бросив Губанову:
– Караул организуй.
– Есть. – Тот козырнул и вышел следом.
Даша на цыпочках приблизилась к кровати. Ярик с трудом приподнял веки.
– Даш… прости… я не хотел. Прости… если можешь…
В глазах его блеснули слезы. Даша тоже заплакала.
– Не надо, не извиняйся. Ты и так… наказан. Что теперь будет? Как Катя, Олежка?
Она хотела сказать «как я», но вовремя сдержалась. Ярик слабо улыбнулся.
– Ничего. Как-нибудь. Катя выдержит, она у меня сильная. Я тоже выдержу. Постараюсь, во всяком случае. Ингу Николаевну жалко, ее не вернешь. Кто ж думал, что она так… – Он не договорил и осторожно протянул руку из-под одеяла. В запястье торчала игла.
– Подойди. Пожалуйста, – попросил Ярик.
Даша сделала шаг к кровати. Холодные пальцы коснулись кончиков ее пальцев.
– Ты отличная девушка, Дашуля. И я… я очень тебя люблю. Как сестренку. Прошу тебя, не оставляй Катю. Ей будет непросто. Не оставляй, хоть она и… причинила тебе такую боль поневоле. Обещаешь?
Даша кивнула.
– Обещаю.
Лицо Ярослава просветлело.
– Спасибо. Теперь иди. Я устал.
Даша на цыпочках вышла из палаты. В коридоре стояли Катя с Соней и о чем-то тихо разговаривали. Даша плотно прикрыла дверь.
– Вы… – Ее переполняла ненависть. – Вы обе лгуньи! Убийцы!! Вы убили маму!
– Замолчи.
Это сказала Катя – спокойно, без гнева. Однако на лице ее была написана боль.
– Замолчи, – повторила она мягче. – Ты не знаешь, каково это – с молодых лет тянуть лямку, экономить на всем, жить в постоянном напряге: вот что-то случится, и не станет работы, нечем будет платить кредит. Я устала. Мы оба устали.
– Не убивать же из-за этого! – тихо и страстно проговорила Даша.
– Никто и не думал убивать. Мы просто хотели проучить. Их обоих. Ты о ней подумала? – Катя кивнула на молчаливо стоящую рядом Соню. – Каково ей было – сознавать, что мать ворует у нее счастье? Тайком, как преступница.
– Не смей называть маму преступницей!! – крикнула Даша и тут же зажала ладонью рот. – Не смей! – повторила она шепотом. – Она вам всю жизнь отдала. Не думала о себе никогда. Если она влюбилась до потери пульса, то, значит, не могла ничего с собой поделать.
– Я тоже Алика любила до потери пульса, – вдруг сказала Соня. – Любила, да. А теперь – мне все равно. Не жалко. Нисколечки.
Она усмехнулась. В ее глазах горел недобрый огонек.
– Это слишком, – осадила ее Катя. – Прекрати.
– Не прекращу! Хоть поживем спокойно в свое удовольствие. Без нужды, без унижений. Продадим этот чертов дом, он же теперь наш…
Даша почувствовала, что ее тошнит. Вот-вот вырвет, как будто рядом вонючий Митрич. Она подумала, что Соня совсем как Леха-Художник. Тот тоже ожесточился, перестал ощущать себя человеком. Совсем не стыдно и никого не жалко.
– Я пойду, – сказала она, не глядя на сестер. – Вы уж тут сами все… все, что нужно…
– Даш, прости! – Катя сделала попытку обнять Дашу, но та увернулась и быстро пошла по коридору.
В вестибюле она столкнулась с Варей. Та поглядела на нее с жалостью.
– Уезжаешь?
– Уезжаю.
– Ты знаешь, что… – Варя на мгновение замялась. – В церковь сходи, помолись. Отпевать маму нельзя, а молиться за нее можно, мне батюшка говорил. Понемногу легче станет. А совсем – нет, не пройдет. С этим смириться нужно.
– Спасибо, – тихо проговорила Даша.
– Не за что. Красивый этот ваш… Ярик?
– Да.
– Во как бывает. Можно выйти за хлебом нормальным человеком, а очнуться преступником.
Варя поежилась и скрылась в одной из палат. Даша вышла на улицу. Светало. Небо было белесым, голые ветки деревьев торчали на фоне него, как прутья тюремной решетки. Даша поколебалась и пошла в «Кадриль».
Зал был пуст. Бармен дремал на стуле в углу. Заслышав шаги, он встрепенулся, поглядел на Дашу заспанными глазами.
– Вы?
– Я.
– Нашли маму?
– Да. Она умерла.
Парень едва не свалился со стула.
– Вот ешкин кот! Неужели Леха ее того…
– Он ни при чем. Она сама.
– Сама?
Бармен встал и внимательно поглядел на Дашу.
– Выпить хотите? За счет заведения. У нас круглосуточно.
