имела большого успеха, увертюра к ней сразу же стала очень популярной.
Оперная увертюра во времена Россини выполняла сразу несколько полезных функций. Во-первых, она играла роль музыкального анонса оперы. Из нее можно было понять не только общий характер предстоящего зрелища, но иногда и некоторые детали: примерно набросанные портреты главных героев и даже развитие сюжетной фабулы. Во-вторых, увертюра должна была лучшим образом презентовать оперу, разогреть интерес публики яркой музыкой и чем-нибудь заинтриговать. В-третьих, под звуки увертюры можно было занять свои места, осмотреться и раскланяться со знакомыми. Театральный этикет в XIX веке был намного демократичнее, чем сейчас.
Несмотря на то, что увертюра — первое, что мы слышим в опере, композитор сочиняет ее в последнюю очередь, когда вся музыка уже написана — так проще суммировать целое в краткой музыкальной форме. Это обстоятельство имеет особый смысл в условиях цейтнота, сопровождавшем всю оперную карьеру Россини.
Писать ему приходилось в страшной спешке, и такой режим был хроническим, потому что опера в Италии того времени была чем-то вроде кинематографа — «народным» жанром, любимым развлечением горожан, требовавшим постоянного обновления репертуара. В каждом крупном итальянском городе был не один, а несколько оперных театров. Их афиши менялись каждый сезон. Импресарио набирал труппу, выбирал либретто и нанимал композитора, который должен был в кратчайшие сроки написать оперу в расчете на имеющиеся вокальные силы.
Россини приходилось выполнять заказ за несколько недель, придумывая, как выйти из ситуации. Иногда приходилось экономить на увертюре. Вот что он сам писал о том, как это было:
«Подождите до вечера того дня, на который назначено представление. Ничто так не возбуждает вдохновение, как присутствие переписчика, ожидающего вашу работу, и нажим стесненного обстоятельствами импресарио, который рвет на себе волосы. В мое время все импресарио в Италии были плешивыми к тридцати годам. Я сочинил увертюру к „Отелло“ в комнатушке дворца Барбайя, куда меня силой запер самый плешивый и самый свирепый из директоров, давший мне только тарелку макарон и пригрозивший не выпускать меня из комнаты до тех пор, пока я не допишу последнюю ноту. Я написал увертюру к „Сороке-воровке“ в день премьеры под навесом лестницы, куда был заточен директором, вверенный наблюдению четырех механиков сцены. Им был отдан приказ выбрасывать лист за листом мою рукопись через окно переписчикам, ожидавшим внизу, чтобы копировать ее. В случае отсутствия нотных листов им было приказано выбросить из окна меня самого.
Для „Цирюльника“ я сделал лучше: я не сочинил увертюру, а взял ту, которая была предназначена для оперы-семисериа под названием „Елизавета“… Я сочинил увертюру „Графа Ори“ на рыбной ловле, стоя по колено в воде, в обществе синьора Агуадо, в то время как он разглагольствовал о финансах Испании. Увертюра к „Вильгельму Теллю“ написана при обстоятельствах примерно такого же порядка».
Что касается увертюры к «Вильгельму Теллю», то тут Россини наверняка сгущает краски. Потому что в это время он был уже композитором с мировым признанием, директором парижской Итальянской оперы и одним из богатейших людей французской столицы. Он находился в расцвете творческих сил, но уже поговаривал о том, чтобы выйти из потока театральной жизни и отдохнуть, наблюдая за ним со стороны. Поэтому «Вильгельм Телль» был его прощальным словом в профессии, и Россини постарался создать нечто вроде триумфальных ворот в честь самого себя. Он сочинял эту оперу рекордно долго — полгода. «Вильгельм Телль» получился огромным — почти шесть часов музыки, и Россини пришлось его радикально сокращать.
Увертюра к этой опере тоже особая, она состоит из четырех музыкальных эпизодов-картин. Хотя своему фирменному рецепту Россини не изменяет: здесь тоже, как почти во всех его увертюрах, есть интригующее начало и головокружительно быстрый финиш.
Начинается она необычно — неторопливой лирической беседой пяти виолончелей, предвещающей какие-то личные испытания героев. Потом следует шумная картина грозы и бури, а за ней третий раздел — пасторальная идиллия со всеми ее атрибутами — швейцарскими пейзажами, пастухами, птичками и даже коровьими колокольчиками. Вокруг мелодии английского рожка флейта рисует свои тонкие узоры, и наши души погружаются в райское блаженство безмятежности. Мы и не подозреваем, что все это — искусная манипуляция опытного мастера сюрпризов и музыкальной пиротехники, готовящего точно рассчитанный эффект.
Совершенно внезапно все взрывается боевым сигналом трубы и начинается знаменитый оркестровый галоп. Только когда слушаешь всю увертюру целиком, можно оценить ее финал во всем его феерическом блеске. Тут Россини, ни на миг не теряя своей тонкой самоиронии, приглашает нас поиграть в кавалеристов. Отказаться невозможно — такова заразительная сила элементарного ритма, быстрого темпа и духоподъемных фанфар.
Безудержный финальный галоп — это победная кавалерийская атака швейцарцев, несущая им долгожданное освобождение от австрийских оккупантов. Ничего подобного в опере нет — ни батальных сцен, ни лошадей, кроме разговоров о наступлении на врага в финале. Но это совершенно неважно.
Простейший мотив этого галопа вынес увертюру к «Вильгельму Теллю» на вершины массовой популярности и даже за пределы искусства вообще. В XX веке он стал двигателем рекламы, мультипликации, кинематографа и индустрии компьютерных игр, рингтоном для телефонов и будильников, а также темой для веселых самодеятельных хэппенингов. Его поют хором и исполняют на всем, что звучит, включая пластиковые бутылки. Не говоря уж о профессиональных музыкальных обработках, начало которым положил Иоганн Штраус-отец в своем остроумном «Вильгельм Телль-галопе», сочиненном вскоре после премьеры оперы.
КАКИЕ ЕЩЕ УВЕРТЮРЫ РОССИНИ ПОСЛУШАТЬ:
К опере «Севильский цирюльник» — одна из лучших увертюр Россини. Вероятно, она очень нравилась и самому автору, поскольку он использовал ее не в одной, а в трех операх, Последний раз — в «Севильском цирюльнике». Ко всем трем она подошла идеально, но и отдельно звучит прекрасно и часто исполняется как концертная симфоническая пьеса.
Вариант исполнения: Камерный оркестр Европы (Chamber Orchestra of Europe), дирижер Клаудио Аббадо (Claudio Abbado).
К опере «Сорока-воровка» — для нее Россини придумал очень необычное вступление в виде барабанной дроби, открывающий блестящий военный марш. После него следует зажигательная легкая тарантелла.
Вариант исполнения: Камерный оркестр Европы (Chamber Orchestra of Europe), дирижер Клаудио Аббадо (Claudio Abbado).
Камиль Сен-Санс
«Пляска смерти»
https://youtu.be/nBcZA9Ohd3U
Музыка «Пляски смерти» Сен-Санса обладает огромной магнетической силой притяжения, хотя сюжет этого сочинения не назовешь очень уж привлекательным. Надо обладать огромной фантазией, точным чувством меры и большим