на нее ровным взглядом.
— А ты как думаешь?
Она дразняще улыбается мне в ответ.
— Потому что ты — самодовольный засранец?
Мне требуется все, что у меня есть, чтобы подавить фырканье. Как ей это удается? Как ей всегда удается так легко сломить мое самообладание?
Спрятав забаву с лица, я сужаю глаза и бросаю на нее угрожающий взгляд.
— Осторожно.
Она только закатывает глаза.
— А теперь ешь, пока не остыло, — приказываю я.
Со знающим выражением лица она пару раз крутанула рукой в воздухе и отвесила мне шуточный поклон.
— Да, хозяин.
Мой член напрягается, и темное желание проникает в меня каждый раз, когда она это говорит. Мне требуется весь мой довольно впечатляющий самоконтроль, чтобы не перегнуть ее через эту стойку, не задрать белую футболку до пояса и не трахать ее до тех пор, пока она не начнет выкрикивать эти два слова так, как будто они для нее важны.
Прочистив горло, я вместо этого вонзаю нож в яичницу.
— И что? — Она откусывает кусочек тоста и жует, ожидая, что я отвечу на вопрос, который, по ее мнению, содержится в этом слове.
Я просто смотрю на нее, отрезая кусочек бекона.
— Почему у тебя нет друзей? — Спрашивает она, когда я ничего не отвечаю. Подняв руку, она начинает перечислять что-то на пальцах. — Ты сексуальный, богатый и влиятельный. У тебя есть все необходимые качества, чтобы быть популярным. Так почему же тогда у тебя нет друзей?
У меня все внутри переворачивается, но я отгоняю это чувство в сторону и вместо этого отвечаю:
— У тебя тоже нет друзей.
— Ну, нет. Но это потому, что ты превратил меня в нежелательную персону номер один в первый же день моего пребывания здесь и сделал так, чтобы все надо мной издевалась.
— Теперь над тобой никто не издевается.
— Нет, но теперь я рабыня короля университета. — Она бросает на меня пристальный взгляд. — И он даже не разрешает мне кого-то учить. Не говоря уже о дружбе.
Злая улыбка скривила мои губы.
— Действительно.
Вилки звенят о тарелки, пока мы продолжаем есть. Запах еды витает по всей кухне, и я втайне надеюсь, что он отвлечет Оливию настолько, что она тоже сосредоточится на еде и забудет, что я так и не ответил на ее вопрос.
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
Я подавляю покорный вздох. Конечно, не ответил. Эта несносная девушка слишком умна для своего же блага.
Подняв взгляд от своей тарелки, я снова встречаюсь с ней глазами. Она пристально смотрит на меня, как будто пытается заглянуть в мою душу. От этого мне хочется ерзать на своем месте. А я никогда не ерзаю. Никогда. Боже, что она со мной делает?
Вздохнув, я откладываю вилку и провожу рукой по волосам.
— Ты сказала, что я богатый и влиятельный, и ты права. Я богат. Очень богат и очень влиятелен. А когда ты из такой семьи, как моя, когда ты такой, как я, ты быстро понимаешь, что все, кто к тебе приближается, всегда чего-то хотят. Некоторые люди открыто говорят об этом. Некоторые пытаются быть хитрыми. Но в конце концов все всегда чего-то хотят от меня. — Я пожимаю плечами. — Вот почему лучше держать здоровую дистанцию.
Несколько секунд она ничего не говорит. Она просто сидит, слегка наклонив голову, и изучает меня, словно пытается прочитать в моих глазах всю историю моей жизни. И снова я чувствую странное желание поерзать на своем месте.
— Звучит одиноко, — говорит она в конце концов.
Я просто пожимаю плечами в ответ.
Она открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но потом, видимо, передумывает, потому что резко берет вилку и начинает запихивать еду в рот.
Неприятные эмоции извиваются в моем животе, как змеи, но я изо всех сил стараюсь не обращать на них внимания, пока доедаю и наливаю себе кофе. Когда я поднимаю брови на Оливию, она тоже протягивает свою чашку.
Пар ленивыми дугами поднимается над темной жидкостью, когда я наливаю ее в кружку.
Закончив есть, она аккуратно кладет нож и вилку на тарелку, а затем обхватывает руками чашку с кофе. Я делаю глоток из своей, изучая ее. Утренний солнечный свет проникает через окна, освещая ее лицо. Благодаря этому милые веснушки на ее носу и щеках становятся еще заметнее, и мне приходится бороться с внезапным желанием провести по ним пальцами.
Она поднимает глаза и смотрит на меня.
— Что ты хочешь делать со своей жизнью?
Я моргаю. Ее вопрос застает меня врасплох, поэтому мне требуется дополнительная секунда, чтобы ответить.
— Что ты имеешь в виду? Я займусь семейным бизнесом.
— Это то, что ты хочешь делать?
— А разве имеет значение, чего я хочу?
Она пристально смотрит на меня, ее брови нахмурены.
— Да.
То, как она это говорит, как будто это самая очевидная вещь в мире, ошеломляет меня. Раньше я даже не задумывался о своем будущем. Я старший сын Хантингтонов, а это значит, что я стану во главе нашей империи. Хочу я этого или нет — неважно. Я даже не знаю, хочу ли я чего-нибудь вообще. Я знаю, что Оливия увлекается историей, но мне это чувство не свойственно. Передача нашего семейного бизнеса не является для меня бременем, но и не наполняет меня каким-то большим чувством радости. Но, впрочем, ничего другого тоже нет, так что это не имеет значения.
Как будто Оливия могла прочитать часть этого в моих глазах, она вдруг спрашивает:
— Тебе понравилась книга о Монголии?
— Да, — честно отвечаю я.
Мне показалось довольно интересным, как Чингисхану и его сыновьям удалось создать такую огромную империю. Это помогло мне лучше понять, о чем говорила Оливия, рассказывая о том, почему она любит историю. О том, как мы можем учиться на успехах и ошибках других людей.
Невероятный свет наполняет глаза Оливии при моем ответе, и она улыбается так, что у меня сердце замирает.
— Хорошо. Хочешь еще одну?
— О чем?
В ее глазах блеснул знающий блеск, и она покачала головой.
— О создании империи.
Я хихикаю, в очередной раз удивляясь ее проницательному уму.
— Конечно.
— Как насчет взлета и падения Римской империи?
— Давай попробуем.
На самом деле, если это позволит мне снова увидеть этот невероятный свет в ее глазах, я, возможно, просто прочту все книги, которые она порекомендует.
31
ОЛИВИЯ
У нас установилась определенная рутина.
Я снабжаю Александра книгами по истории, которые, как мне кажется, могут ему понравиться.
Ему понравились
