— Чего уставились?
Челюсть Скотта отпала, и он зашипел. Зелда нырнула в испакощенную воду, налитую на фут, и поплыла, упершись носом в угол ванны.
— Мне в душ надо. А вы, ребята, попаситесь пока.
Томми нашел полотенце и оборол черепах одну за другой, а потом встал под душ и стоял там, пока вода не остыла. Одеваясь, он смотрел, как Скотт и Зелда бродят по спальне, сталкиваясь со стенами — после чего они всякий раз давали задний ход и уползали, пока перед ними не вырастала новая стена.
— Вам тут плохо, ребята, да? Никто вас не ценит? Ну, похоже, Джоди вы без надобности. Известное ли дело — вампир со слабым желудком? Незачем нам тут всем мучиться.
Молочные ящики, в которых сюда приехали Скотт и Зелда, Томми оставил под грязное белье. Теперь он все вывалил на пол и выстелил ящики мокрыми полотенцами.
— Пошли, ребята. Идем гулять в парк.
Он определил Скотта в ящик и вынес на тротуар. Потом вернулся за Зелдой и вызвал такси. А когда опять спустился, из литейной мастерской вышел один скульптор-мотоциклист. Стоял и промокал бороду от пота банданой.
— Наверху живешь, да? — Скульптору было лет тридцать пять — волосатый и бородатый, в закопченных джинсах и таком же жилете, без рубашки. Из жилета вылезало пивное брюхо и свисало на ремень, как здоровенный волосатый мешок с пудингом.
— Ну. Том Флад. — Томми поставил ящик на тротуар и протянул руку. Скульптор стиснул ее так, что Томми поморщился.
— Фрэнк. А напарник мой — Бонза. Он внутри.
— Бонза?
— Мы по бронзе работаем.
Томми растер смятую руку.
— Не понял.
— Разница в одну букву.
— А. — Томми кивнул, будто и сам сообразил.
— Что с черепахами?
— Домашние животные, — сказал Томми. — Слишком выросли, в квартире не помещаются, поэтому я сейчас отвезу их на такси в парк «Золотые Ворота» и выпущу в пруд.
— Это из-за них твоя старуха свинтила такая недовольная?
— Ну, больше не хочет держать их в доме.
— Блядские бабы, — сочувственно произнес Фрэнк. — Моя последняя меня все время пилила, что я держу в гостиной мотороллер. Вот он-то и остался.
Очевидно, Фрэнк полагал, что в ящике из-под молока Томми должен выносить Джоди. Для него Томми был слабак.
— Подумаешь, — пожал плечами Томми. — Они все равно ее были. Мне-то без разницы.
— Мне пара черепах не помешает, если хочешь сэкономить на такси.
— Правда? — Томми все равно не радовала мысль о том, как он будет грузить черепах в такси. — Вы же их не станете есть, правда? Мне, то есть, безразлично, конечно, только вот…
— Да ни, блядь, за что, чувак.
Подъехало синее такси. Томми махнул водителю и снова повернулся к Фрэнку.
— Я их гамбургерами кормил.
— Клево, — сказал Фрэнк. — Беру.
— Мне пора. — Томми открыл дверцу такси и еще раз посмотрел на Фрэнка. — Можно я их буду навещать?
— В любое время, — ответил Фрэнк. — Увидимся. — Он нагнулся и поднял ящик с Зелдой.
Томми сел в машину.
— «Безопасный способ» в Марине, — сказал он. Приедет на пару часов раньше, но в студии сидеть не хотелось. Велик риск еще одной взбучки, если Джоди вернется. А там почитает, что ли.
Такси поехало, и Томми оглянулся в заднее окно. Фрэнк заносил вторую черепаху в мастерскую. Томми казалось, что он только что бросил собственных детей.
Джоди подумала: «Наверное, не все поменялось, когда я поменялась». Даже толком не сообразив, она очутилась в «Мэйсиз» на Юнион-сквер. Ее сюда словно бы направило некое инстинктивное навигационное устройство, приводимое в действие конфликтами с мужчинами. В прошлом она тут оказывалась раз десять — в сумочке полно мокрых от слез «Клинексов», а все кредитные карточки близятся к лимиту. Обычная — и весьма человеческая — реакция. Джоди замечала, что другие женщины поступают так же: роются на вешалках, прикидывают ткани, сравнивают цены, глотают слезы и злость и по правде верят продавцам, которые говорят им, что они потрясающе выглядят.
Интересно, подумала Джоди, знают ли универмаги, какой процент прибыли поступает к ним от семейных драм. Проходя мимо стенда с непристойно дорогой косметикой, она заметила рекламу: «Крем молодости „Меланж“ — потому что он никогда не поймет, почему ты этого достойна». Ну, всё они понимают. Добродетельные и обиженные обретут утешение на распродаже в «Мэйсиз».
До Рождества оставалось две недели, и все магазины на Юнион-сквер работали допоздна. Мишура и огоньки увешивали все проходы до единого, а все товары, не маркированные для распродажи, были украшены псевдохвойными веточками, а также красненькими и зелененькими ленточками, равно как и всевозможными пластмассовыми имитациями снега. Стаи увешанных пакетами покупателей трюхали по проходам, словно бодрый кордебалет с бубенцами на Батаанском марше смерти. Они очень старались не останавливаться, чтобы какой-нибудь декоратор не принял их случайно за манекены и не обрызгал порошей из баллончика.
Джоди смотрела, как от лампочек тянутся следы тепла, глубоко вдыхала мешавшиеся ароматы помадок и помад, конфет и тысяч одеколонов и дезодорантов, слушала жужжание сервомоторов, одушевлявших электрических эльфов и северных оленей под покровом рождественских гимнов, размягченных для универмагов, — и ей все это нравилось.
«Рождество для вампиров лучше», — думала она.
Раньше она терпеть не могла толпы, а сейчас они скорее похожи на… на стада скота — безобидные и бессмысленные. Хищнику в ней даже дамы в мехах, бывало, действовавшие на нервы, теперь казались не просто безвредными — в этом мире обостренных ощущений они были натурально просветлены.
Хорошо бы голой покататься по норковому меху, подумала Джоди. И сама себе нахмурилась. Но только не с Томми. По крайней мере — пока.
Она поймала себя на том, что внимательно осматривает толпы, выискивая темный ореол, который выдал бы умирающую… добычу, — но осеклась, и ее передернуло. Посмотрела поверх их голов, как ездок в лифте, что старается не смотреть в глаза, — и ее привлекла черная вспышка.
То было платье для коктейлей, минималистично выставленное на манекене изможденной Венеры Милосской в колпаке Санты. МЧП — Маленькое Черное Платье, эквивалент ядерного оружия в мире моды; публичное исподнее, эффективное не потому, что оно есть, а потому, что его может не быть. Чтобы носить МЧП, нужны тело и ноги. У Джоди они имелись. А кроме того, должна быть уверенность — но вот ее-то Джоди в себе никогда не могла собрать. Она оглядела свои джинсы и толстовку, затем посмотрела на платье, затем — на свои кроссовки. И протолкалась через толпу к платью.
Сзади к ней поступила округлая и со вкусом одетая продавщица.
— Вам помочь?