сыпались сбитые сучья деревьев, метались по лесу обезумевшие кони. Наумовцы были хорошо вооружены, но, куда бы ни устремились они, всюду гитлеровцы наступали несколькими цепями.
Только после войны стало известно, что группа Алферова оказалась на территории ставки Геринга, в зоне ее охраны.
Ни один партизан не сдался. На следующий день гитлеровцы подбирали и вывозили своих убитых и раненых солдат и офицеров. А ночью местные жители похоронили двадцать четыре партизана. Среди них была и золотоволосая девушка.
…Игорю в одном селе рассказали, что видели человека в красноармейской шинели, с автоматом и солдатским котелком у пояса. В другой раз знакомый дядька сказал, что вчера приходил к нему мужчина лет сорока в русской шинели и попросил поесть.
— С автоматом?
— С автоматом.
— И алюминиевый котелок у пояса?
— Ага.
— Вы его накормили?
— Эгеж. Десятка два яиц дал.
Игорь в Пикове был своим человеком. Еще до войны он здесь работал в школе пионервожатым. В этот раз он по каким-то делам приходил сюда с Владиком Муржинским и Андреем Рыбаком.
На обратном пути в отряд, когда уже километра на полтора углубились в лес, Игорь остановился и потянул носом.
— Стойте, хлопцы. Неподалеку отсюда кто-то костер развел.
Андрей и Владик тоже стали принюхиваться. Не сговариваясь, сошли с тропинки и двинулись на запах. За два с половиной месяца жизни в лесу у них обострились и нюх, и слух, и зрение. Игорь, например, и ночью ходил по лесу бесшумно, не спотыкаясь, не цепляясь одеждой за сучья.
Прошли метров сто, запах дыма стал ощутимее. Пошли осторожней, один за другим метрах в пяти… Игорь увидал, как вдали метнулся человек и вот уже из-за дерева прямо в глаза ему уставилось дуло автомата.
— Стой, не стреляй, — крикнул Игорь, отступив за сосну.
— Иди сюда, — послышалось в ответ. — Только оставь оружие.
— Хорошо, — сказал Игорь, — и ты положи автомат.
Игорь отдал карабин Владику и пошел вперед. Незнакомец положил у ног автомат, но из-за дерева не выходил. Было видно только одно его плечо и половина лица. Подойдя ближе, Игорь увидел в сторонке небольшой костер, на нем крышка от котелка с яичницей. И уже в двух шагах от незнакомца протянул ему открытую ладонь.
— Игорь.
— Иван.
Крепко пожали друг другу руки и… оба не могли понять, почему так получилось — обнялись.
Сотни людей потом приходили в партизанский лагерь. Почти всех тщательнейшим образом проверяли. И никто другой с первого знакомства так не расположил к себе хлопцев, как Иван Касьянович Цыбулев. Может быть, сказалось и то, что Игорь уже, по меньшей мере, дней десять назад познакомился с ним заочно по рассказам людей.
Иван Касьянович до войны был колхозным бригадиром в Хинельском районе Сумской области. Был он человеком веселым, хорошо играл на гармошке. Но в отряд он пришел, еще не оправившись от ран. Единственный из двадцати пяти уцелевший после боя в Черепашинецком лесу, он очнулся ночью. Лежал в камышах на колхозном пруду с простреленной грудью. Добрые люди подобрали его и перепрятывали в селе Заливанщине, пока он не поправился.
Цыбулев рассказал о наумовском соединении, о тяжелых боях, рассказывал о трагедии, разыгравшейся в Черепашинецком лесу. Он не приукрашивал, не скрывал того, какие невзгоды переносили наумовцы. Но, несмотря на это, его рассказ воспринимался как красивая сказка. Еще бы! Иметь двустороннюю связь с Большой землей, выполнять задания фронта, получать советское оружие — что уж, если не это, называть счастьем?!
Цыбулевский автомат — наш, советский, с круглым диском — партизаны видели впервые. Он ходил из рук в руки. Иван Касьянович утверждал, что на севере Украины действуют несколько крупных партизанских соединений, которые имеют постоянную связь с штабами партизанского движения, принимают самолеты с Большой земли, получают оружие и боеприпасы. Он мимоходом назвал имя раненого товарища-партизана, которого самолетом отвезли в… Москву. Лечиться.
Конечно, из сообщений радио хлопцы знали, что есть уже среди партизан даже Герои Советского Союза, что партизанское движение приобрело огромный размах… Но они не предполагали, что есть Украинский штаб партизанского движения, что существует четкая организация связи, снабженческой службы…
А вскоре в отряде появились еще два наумовца, два Николая — Руденко и Спиридонов, которые тоже отбились от соединения, долго блукали, и в той же Заливанщине, в хате Беспалько (отца Толи Беспалько из «гнули») их приютили и помогли пробраться в партизанский отряд. Прибился в отряд и отставший от соединения С. А. Ковпака автоматчик Саша Шевченко.
И тоска, которую носили в себе бывшие подпольщики с первых дней войны, тоска, которая тлела все эти годы в сердцах, как тупая зубная боль, теперь взяла их за горло, вспыхнула с новой силой. Это была тоска по своим.
Посоветовавшись, стали собирать группу партизан, которая пошла бы на север искать связи с большим соединением. Конечно, лучшей кандидатуры на роль командира группы, чем Цыбулев, не было. Но Иван Касьянович просил повременить, пока у него заживут раны. Ждать уже никто не мог. От имени отряда написали письмо, поставили на нем свою партизанскую печать и зашили письмо в Игореву фуражку. Игорь шел командиром группы. Вместе с ним уходили Андрей Рыбак и Андрей Коцюбинский. Первый — потому что одно время служил в Полесье и знал тамошние места, второй — потому что очень просился.
Договорились, что в случае неудачи возвращаются в отряд, а если к тому времени отряд перейдет на другую базу, у трех берез будет закопана бутылка с запиской. Если кто-то из троих откопает бутылку, должен разбить ее.
Первые две ночи они шли без приключений. Впереди шагал Андрей Рыбак, одетый в немецкую форму. Высокого роста, с великолепной армейской выправкой, Андрей-Большой был лейтенантом Красной Армии, попал в плен, бежал, скрывался в Козинцах, где познакомился с Гришей. Когда Гриша с Довганем пришли в отряд, а Мессарош уходил в Козинцы, через него передали Рыбаку разрешение на выход в лес.
Андрей Коцюбинский — Малой — шел в гражданском костюме, а Игорь — в русской гимнастерке, русской шинели, в офицерской фуражке со звездочкой. Все трое специально оделись по-разному: мало ли какие обстоятельства могут встретиться в пути!
К исходу второй ночи подошли к селу Тараски Улановского района. Часов с трех ночи зарядил мелкий колючий дождик, одежда набухла. Чувствуя приближение рассвета, хлопцы решили зайти на дневку в село. Отодвинув кривобокую калиточку, подошли к одной из хат и постучались.
— Кто там?
— Свои, дядьку, откройте.
За дверью несколько секунд молчали, потом щелкнул засов, и на пороге появился хозяин.
— Заходите.
У печи стояла женщина в накинутом на плечи полушубке.
— Мы партизаны, дядько.
