смерть вам оказалась на руку, — сказал я. — Узнав, где и в какой обстановке нашли тело, вы принялись разумно управлять слухами — раздували по мере необходимости.
— По-моему, остроумно. Пришлось, конечно, разговоры на селе подтолкнуть в нужную сторону! — Сушкин ощерил зубы. — Такой тугодум, как товарищ комиссар, не сразу смекнул, что к чему. Не оценил мой оммаж[76] — жертва змею-любовнику.
— И вы же подкинули местным идею о том, что Гросс раскопает змея? — подхватил я. — Это здорово отвлекало даже самого Гросса! Он не дурак, заметил бы ваши отлучки… А так — его затаскали, задергали. Черт, ведь я и в нем сомневался. Критично настроен к власти, осуждает отправку ценностей из Ростова в Петроград… В общем, вы почти проскочили. Дело бы это прикрыли, и все.
— Я, признаюсь, опасался вашего приезда на раскоп. — Сушкин говорил уже вполне свободно. — Не знал ведь, до чего вы там докопались. Рудины занервничали, когда вы к ним явились за чемоданом.
— Да и вы дали маху. Помните наш разговор? Кое-что лишнее сболтнули. И слишком много знали о деревенских слухах.
— При Сведыне вести себя иначе было бы подозрительно. Но я вас как увидел, решил, что бояться нечего. К тому же у меня был свой человечек, — зло прищурился он. — Понравилась моя кудрявая шпионка, jolie poupée[77].
— Женщину использовали. Низко.
— Так материал больно податливый. Они любят, когда любовь не простая, а тайная. Им остроты хочется. Особенной себя чувствовать. Между прочим, поинтересуйтесь у свояка: к чему он ей из города подарки возил?
Я изо всех сил старался удержаться и не дать ему в зубы, все же раненый. Сушкин же был доволен впечатлением от своих слов.
— А старика-то что не пожалели? Псекова. Он знал вас раньше и, само собой, под другим именем. Побоялись — выдаст? Я не зря про ваш макинтош спрашивал. На нем, думаю, остались следы борьбы.
— Откуда вам-то знать, жалел я или нет, — огрызнулся Сушкин. — Думаете, я зверь! Абсурд! Клад открылся мне! Поэтому иначе нельзя было. К примеру, у наших пращуров устранить врага ради трофея было даже почетно!
— Враг уж наверняка знал, что его убить могут. И в руках у него было оружие… — начал было Репа, но я оборвал его:
— Старика, который не ждал подвоха от старого знакомого, вы ограбили и убили. Его драгоценные бумаги прихватили на случай, если придется экстренно бежать. Жаль, новая власть ад отменила. Придется нам самим тут с вами…
В дверь уже бесцеремонно барабанили. Сушкин неловко поднялся.
— Гросса только не трогайте. Оставьте между нами его участие.
Дверь наконец поддалась. Вошли несколько человек. Сушкина быстро увели.
Пальто лже-Сушкина мы все же разыскали. Он притопил его в заводи, набив карманы камнями, — мальчишки вытащили. Пуговицы на винцераде оказались сорванными, надорван ворот — Псеков боролся с ним, как мог.
* * *
Из хаты лодочника в день перед своим отъездом я вышел рано. Только-только принялись голосить первые петухи. Солнце успело высушить лужи, нагреть пеструю степь, разогнать пряди тумана над водой. Шагать было легко, я быстро добрался до нужного места, поймав себя на мысли, что уже ориентируюсь неплохо. Вот здесь мы нашли овец, падших от отравы для грызунов, которых травили в раскопе, а здесь лодочник угодил в яму…
Гросс дожидался меня у самого спуска в балку. Признаться, меня подгоняло волнение: наконец-то увидеть тот самый клад венецианца! Но сначала я разочаровался, как и на раскопе, — сторонний человек ни за что бы не угадал древний курган в сползающем склоне балки. Здесь сильно пахло влажной землей, суетились копатели.
Гросс объяснял возбужденно, то и дело дотрагиваясь до моего рукава и делясь сенсацией:
— Сложность в том, что со временем курган почти спустился по склону. Оползень! А Сушкин, видите, пробился! С другой стороны! Сразу проник в камеру.
Курган огородили, обнесли досками по периметру. Вниз вела сбитая из планок, хлипкая лестница. В центре просторной прямоугольной ямы лежала деревянная колода с останками. Я присмотрелся. Череп отлично сохранился. По строению зубов и костей — молодой мужчина. Рядом истлевшие ножны, стрелы.
— И что же, это в самом деле последний скифский царь?
— Знатный — это определенно! О-пре-де-лен-но! — громко и оживленно ответил Гросс, стоя у лестницы. Глаза его возбужденно блестели.
— Мы нашли кости от жертвенной пищи, посуду! Как повезло, что вы предотвратили все это. Ведь завалило бы — и никогда! Выбирайтесь, увидите!
Сокровища, извлеченные из кургана, лежали тут же, на чистом брезенте. Я присел — Гросс кивнул, «можно», — осторожно взял в руки тяжелый золотой обруч. По краю шел звериный орнамент. Гросс прокомментировал: «Гривна, украшение на шею». Рядом же рукоять кожаной нагайки в оплетке из золотой ленты; слегка помятая чаша с чеканным изображением маски горгоны Медузы…
— Всего из могилы извлекли более восьми пудов золотых изделий, серебряные обкладки трона и прочие предметы. Но главное — все это дает массу важной информации о деталях погребального обряда знати скифов!
Гросс был верен себе.
— Выходит, что в легенде есть зерно? Змей стерег сокровище!
Гросс энергично кивнул:
— Видно, вот так причудливо трансформировались истории о «кладе Барбаро»!
— Да, вот еще, хочу вернуть кое-что ваше. — Я вынул из кармана навершие топорика. — Вроде цел. Лежал в безопасном месте, подпирал капусту в бочке.
Гросс взял топорик, провел пальцем по полированному боку.
— Великолепный артефакт, — он забормотал про эпохи и тысячелетия.
— Этим артефактом лже-Сушкин и схлопотал по затылку во время нападения на партию.
— Когда же вы все узнали?
— До конца не знал. Должен признаться, когда уже понял, что есть сговор и что, очевидно, ищут клад Барбаро, то и вас подозревал. Будто всю экспедицию вы организовали для отвода глаз.
Мимо нас прошли люди с тачкой, снова резко запахло влажной землей. Отойдя в сторону, мы продолжили разговор. Гросса, как обычно, то и дело отвлекали.
— Дело погибшей девушки (Гросс понимающе кивнул), несмотря на все разговоры, как-то не вязалось с обрядом или мистерией. Мотивы преступлений вообще редко бывают мистическими. Если только это не роман. В жизни все проще: месть, жадность, страсть… И все же тут нащупалась связь с ряженскими. А они — с раскопом. И, признаюсь, антураж места и отдельно змеевик несколько сбивали с толку. Не возражаете, если я оставлю его себе?
— Конечно!
— Амулет выпал по чистой случайности, — пояснил я и прибавил: — Удалось вам спасти то, что «Сушкин» поплавил на примусе?
— Да, представьте! Он успел погубить только одну чашу, парную к той, что с Медузой!
— Он думал часть ценного вывезти, а часть переплавить и продать,
