– Ай, падает, – захрипел Щекин.
– Что?! Держись!
– Да не я! Камень падает…
Только тут Читаев сообразил и убрал ногу с валуна. Пришлось снова включить фонарь, проклиная в душе маскировку и демаскировку, вместе взятые.
– А, бля… Как же тебя вытащить?
– Да вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант, я крепко держусь, – продолжал хрипло шептать Щекин.
Спустился Курилкин, обвязанный веревкой.
– Вверху держат, – тихо сказал он. – Давайте вместе, товарищ лейтенант.
Они ухватили Щекина: сержант – за шиворот, Читаев – за вещмешок.
– Тяни! Твою мать! – приглушенно скомандовал наверх Курилкин.
Щекин отчаянно засучил ногами.
– Ай, камень, бля…
Курилкин уперся в злополучный камень, который вдруг вывернулся и полетел вниз. Спасла веревка. Курилкин, зависнув наполовину над пропастью, продолжал крепко держать воротник Щекина, Читаев едва-едва не сорвался вниз, потому что так и не выпускал лямку щекинского рюкзака.
– Тяните же, заснули там, замудонцы! – злым шепотом скомандовал он.
Веревка натянулась еще сильнее. Щекин снова заработал ногами, пытаясь найти опору на гладкой скале.
– Не дергайся, свалимся…
Наверху взялись дружнее, и через минуту Щекина вытащили.
– Ну, Щекин, считай, что в рубашке родился, – перевел дух Читаев.
– Если бы сержант Курилкин тот камень не вывернул, до сих пор бы вытаскивали меня.
– Еще шутишь…
Читаев заметил, что у него дрожат руки.
Подошла отставшая часть группы. Последним вскарабкался на площадку Водовозов.
– Привал… Все нормально? – равнодушно спросил Читаев, убедившись, что все на месте.
– Люди на пределе, – хмуро ответил Водовозов. – Сам чуть не кувыркнулся. Штанину вот разорвал.
– А Щекину вот больше повезло.
– А что случилось?
– Чуть в пропасть не свалился. Хорошо, яйцами застрял между камнями.
Солдаты улеглись прямо на мокром снегу: кто свернувшись калачиком, кто сидя, поджав колени и прислонившись к каменной скале.
– Ну как, Щекин, очухался? – спросил Читаев.
– Если честно, товарищ лейтенант, то только сейчас испугался…
Когда они отошли, Водовозов спросил:
– Заметил, сам мокнет, а пулемет плащ-палаткой накрыл?
– Жизнь заставляет, – ответил Читаев, опускаясь на камень.
– Снег некстати. – Водовозов, кряхтя, сел рядом.
– Наоборот, к лучшему. Когда вытаскивали Щекина, пошумели, и фонарь пришлось включать. Вся маскировка к черту. Одна надежда, что за снегопадом не засветились.
– Кто нас сейчас здесь увидит?
– В нашем деле чуть расслабился, – сразу получай. Слышал поговорку «Пуля – дура, лоб – молодец»? – Читаев умолк, что-то вспоминая. – Мне как-то дед рассказывал, он в прошлую войну в пехоте воевал. Освободили они село. Проверили по хатам – нет немцев. И пока не подъехал ПХД[12], решили искупаться. Только разделись, побросали оружие, как из кустов какой-то недобитый немец стрелять начал. Из снайперки. Трех положил в воде, еще двоих на берегу. Деда моего ранил в ногу. Только тогда он даже и не заметил этого. Схватил, говорит, автомат и запустил весь магазин по кустам. Немца прикончил. Потом кинулся к своим, троих из воды вытащил. Все – готовые. Одного только, который на берегу был, спасти удалось. И вот после этого до самой демобилизации ни при каких обстоятельствах автомат из рук не выпускал. Даже после победы. Зарок себе дал. Вот как жизнь научила. Как вспоминал эту историю, всегда плакал. Лучшие, говорил, друзья были…
Читаев глянул на часы, вскочил:
– Пора… Подъем! Надеть снаряжение.
Читаев торопил, расталкивал, тормошил солдат, те нехотя подымались, поправляя снаряжение.
– Братусь, особое приглашение надо?
Братусь с трудом встал, покачиваясь на одеревеневших ногах, тяжело оперся рукой о холодную стенку скалы, ожидая команды на движение.
– Курилкин, вперед! – Читаев обернулся и наугад негромко сказал в темноту: – Алексей, старайся не отставать.
– Понял, – отозвался Водовозов.
Первые метры шли трудно: затекшие, истерзанные ноги повиновались с трудом, ломило спину. Снег прекратился, и в разрывах туч снова поплыла луна. Теперь в ее лучах открылась совсем иная картина. Снег лег на горы, отчего вокруг остались только две краски: черная и белая. Белая – расплывчатые пятна, островки на фоне гор. Словно нерезкая гравюра. Черный хребет казался наклеенным на звездную карту неба.
Читаев снова опасался, что они не успеют занять вершину, что с восходом солнца все может быть совершенно по-иному, о чем сейчас никто не знает и знать пока не может. Успокаивало, что не сбились с пути, а это было немудрено в глухой блокаде гор. Радовало, что никто не сорвался вниз и не покалечился в кромешной тьме; а Щекин – Щекину повезло, как может везти, наверное, только раз в жизни, когда спасаешься такой легкой ценой – обломанными ногтями и несколькими ссадинами.
– Командир, обрыв.
Это Курилкин.
– Давай вещмешок и автомат. Посмотри, может быть, есть где обойти.
Курилкин молча снял вещмешок, а автомат перевесил за спину. «Толковый парень, – подумал Читаев. – Жаль, весной уходит в запас».
Курилкин спас ему жизнь. Случилось это прошлым летом. Жара стояла обычная: зашкаливало за сорок в тени. Взвод еле плелся, воду давно выпили, последняя фляга, НЗ, висела у Читаева на поясе. По пути был кишлак. Возле колодца он объявил привал. Тут же все кинулись наполнять фляги, побросали туда, как водится, таблетки пантоцида и стали ждать, пока растворятся. Самые мучительные минуты… Потом все произошло так быстро и неожиданно, что Читаев не успел ничего толком понять. Курилкин, стоявший рядом с радиостанцией за плечами, вдруг как-то резко и судорожно повернулся, Читаев еще не успел удивиться его сгорбленной позе, гримасе на лице, как грохнул выстрел. Курилкин пошатнулся, но удержался. Тут же раздался крик: «Душманы!» – защелкали затворы. Все стали бить очередями по дувалу, по каждому отверстию в нем, пока Читаев наконец не заорал: «Отставить!» Душман-одиночка наверняка давно скрылся в кяризе[13]. А искать его там – дело гиблое.
Пуля застряла в железных внутренностях радиостанции. Ее потом выковыряли. Знатоки определили: из английского карабина.
– Возьми на память, – предложил Читаев, протягивая пулю.
