Доминика?
– Да. Развод – дело нелегкое.
– Выходите на работу в понедельник. Кристель по-прежнему работает у нас. Она вам все объяснит.
Домой она вернулась в странном состоянии. В ушах звучало: «Я выбрал ее потому, что она достаточно красива, чтобы играть роль светской дамы, и закомплексована настолько, что управлять ею проще простого». Так Клод хвастался перед Рен. Он опустил одну важную деталь.
«Неужели по моему лицу все было видно как на ладони?» Всего лишь глянув на нее на террасе кафе, еще даже не заговорив с ней, Клод уже знал, чего можно добиться от этой раззявы: всего. Включая карьеру.
Затем он с ней заговорил. Что же она сказала ему 12 сентября 1970 года? Да, в общем, ничего. А он пять минут спустя после начала разговора сообщил ей, что едет в Париж создавать предприятие, и использовал только те сведения, которые успела сообщить ему она. Такое не снилось даже карточному шулеру.
А она, в их трудные первые годы в Париже, когда она уже не так свято верила, что ее муж – идеальный мужчина, она говорила себе, что, несмотря ни на что, вряд ли кто способен совершить такой профессиональный прорыв. Тем единственным, чем она еще продолжала гордиться в нем, он был обязан ей.
Конечно, существовали нюансы. Она стала всего лишь волшебным ключиком. Но «Терраж-Париж» все равно был невероятно смелым проектом. Однако Доминику до глубины души оскорбляло то, что Клод ни единым словом не обмолвился ей о своих планах на будущее, а ведь с какой бы радостью она стала его союзницей и помощницей. Теперь она понимала, что никогда в жизни не простит ему, что он использовал ее вслепую.
«Велика ли эта ложь по сравнению с той, что ты открыла вчера? Капля в море. Но она оказалась последней каплей». Кошмар, в котором Доминика тонула со вчерашнего вечера, неожиданно обернулся вспышкой слепящего гнева.
«Ты считал меня легкоуправляемой и предсказуемой. Ты ошибался», – подумала она, захлопывая дверцу машины.
– Меня снова берут в «Терраж», – объявила она родителям.
– Звонили из коллежа Карно. Малышку приняли. Она должна вернуться к пяти, – объяснил дед.
– Вы обе удивительные девушки, каждая по-своему, – восхищенно улыбнулась бабушка.
Родители не стали расспрашивать дочь про трагический разрыв с мужем, и она была им за это несказанно благодарна. Ей очень хотелось кому-нибудь довериться, но только не им. Она могла все рассказать одному-единственному человеку на свете.
Дочь вернулась из коллежа, кипя энтузиазмом:
– Обожаю это заведение! Ничего общего с парижскими обручами для волос и белыми воротничками.
Бабушка с дедушкой не могли нарадоваться, что у них такая жизнерадостная внучка. Доминика тоже была изумлена метаморфозой, произошедшей с дочерью. Она увела ее к себе в комнату и просительно вымолвила:
– Можно я тебе кое-что расскажу?
– Да, мама, я тебя слушаю. Я давно ждала, когда же ты это сделаешь.
Доминика так и не решила, правильно ли будет обо всем рассказать дочери. Но это было сильнее ее. Она выложила Эписен подробности разговора, что произошел между Клодом и Рен, добавив то, что утром рассказал ей шеф.
Эписен впитывала каждое ее слово, широко раскрыв сверкающие глаза. Когда мать закончила свой рассказ, девочка воскликнула:
– Какой омерзительный тип!
– Сейчас семь вечера. Вчера в это время я была счастливейшей из женщин. Знаешь, что хуже всего? Я жалею, что узнала правду. Я могла бы оставаться счастливой. Моя жизнь рухнула в одночасье.
– Мама, прекрати! В эти последние три года ты была не собой, а расфуфыренной буржуазной дамой. Я просто не могла тебя узнать. Мне казалось, я тебя потеряла.
– Ты права, я от тебя очень отдалилась. Прости меня.
– Мне нечего тебе прощать. Ты попала в сети этого гнусного подонка. Но вчера ты гениально вышла из положения. Теперь ты от него свободна.
– Нет, я все еще его пленница.
– Это пройдет. Надо разводиться!
– О нет! Чтобы получить развод, придется снова иметь с ним дело. Я больше не хочу его ни видеть, ни слышать.
– Мама, если ты не подашь на развод, ты останешься ни с чем.
– Мне не нужны его деньги.
– Дело не в деньгах. Этого мерзавца надо наказать. Ты отдаешь себе отчет в том, что он совершил по отношению к тебе и ко мне? Такое нельзя оставлять безнаказанным.
– Милая, у меня недостанет сил снова иметь с ним дело.
– Ничего страшного. Действовать буду я. Я займусь этим вместо тебя.
– Это невозможно.
– А вот увидим. Я найму адвоката, тебе надо будет только бумаги подписывать.
Доминика с недоумением посмотрела на свою четырнадцатилетнюю дочь. В ответ Эписен сказала:
– Я знала, что он меня ненавидит. Ты это подтвердила. Но ему неизвестно, что я ненавижу его еще сильнее. Я опережаю его на несколько саженей.
– То, что он испытывает к тебе, родилось одновременно с тобой.
– Это невозможно измерить временны́ми категориями. Что касается твоей подруги, то я нахожу ее как минимум странной.
– Ее предательство очень глубоко меня ранило.
– «Предательство» – чересчур пафосное слово. Скажем так: по отношению к тебе она вела себя лицемерно.
– Что ей мешало открыть мне правду?
