рассматривая потолок. Вставала, раздвигала створки душевой кабины, и Дурь рвалась наружу. Тыкалась в ладони, топталась, заглядывала в глаза.
Вера брала ее на руки и ничего не чувствовала. Ходила по квартире, чесала Дурь за ушком, надеялась, что еще чуть-чуть, и оно придет. Это понятное, сладкое чувство. Когда смотришь – и хочется не плакать, а улыбаться.
Но Веру улыбаться не тянуло.
С лотком Дурь так и не определилась. Вера стирала подстилки безропотно. Отрешенно убирала очередную тряпку, споласкивала душ, стелила новую. Неприятности с туалетом Веру почему-то совершенно не волновали.
Куда хуже было другое: она никак не могла полюбить свою кошку.
Одиночество было такое жгучее, такое беспросветное, что казалось – чего уж проще, с котиком-то все наладится. Приходишь с работы – а он рвется в двери: корми, скорее корми! Бархатная шкурка, встроенный моторчик. Генератор любви!
Но Дурь отчего-то любить никак не получалось.
* * *
За неделю на объявление никто не откликнулся. Сфотографировала Вера как следует: на зеркалку, со светом. На снимке Дурь получилась отменно, но «ласковую кошку-красотку» почему-то никто не хотел.
Снова зазвонил телефон: Антонина Павловна. Вера не подошла.
Она выпустила Дурь в комнату и вяло возила перед ней веревочкой. Играть кошка почему-то не хотела: мышей боялась, лазерную указку не поняла, а вот теперь и с ниткой ничего не выходило.
Вера смотрела долго, пристально, и внутри опять закипели слезы.
Раньше она хотя бы не плакала. Ее одиночество было унылым, беспросветным, но Вера с ним почти сжилась. Рыдать ее не тянуло – она же серьезная, умная женщина. Два красных диплома как-никак. Списки дел на всю неделю. Ежедневник. Опаздывать не умеет, разве что на две минуты.
А тут – кошка.
Вера схватила Дурь под ребра, рванула с ней в коридор, выкрутила замок, распахнула дверь и вытолкнула на площадку. Захлопнула дверь, выдохнула – и вдруг рассмеялась.
Свободна! Неужели свободна?..
Да с чего она решила, что ей вообще кто-то нужен?..
* * *
Вечером позвонили.
– Котенка еще отдаете? Заехал бы через полчасика, как вам?
Вера выскочила на площадку, едва повесив трубку. Где она? Куда запропастилась? Ну не могла она убежать: на улице холодно – не сунется. Трубопровод окружали кадки с растениями, которые выселили новые соседи напротив, и Вера обшарила каждую.
Ничего.
Бросилась по лестнице вниз, позабыв, что не заперла за собой дверь. Прямо в тапках, в заляпанной домашней футболке.
Еще этаж и еще.
Заглядывала в каждый угол.
Добежала до первого этажа, бросилась к подвалу. Дверь заперта: значит, сюда забиться не могла.
Запиликал весело домофон, выскочила на крыльцо. С черного неба сыпались снежинки, блестели в свете фонаря. Подул ветер, глаза заслезились. Обхватила себя руками – холодно!
Никого.
* * *
Возвращалась Вера нехотя. Она еще долго бегала вокруг парадной, утопая клетчатыми тапочками в снегу и выкрикивая бестолковое «кис-кис-кис». Продуло насквозь, кожа пошла мурашками, зуб на зуб не попадал.
Хотелось засадить кулаком в стену, но Вера не стала.
Два красных диплома все-таки. Да и не женское это дело – лупить кулаками стенки.
Квартира встретила ватным, парным теплом. Вера выдохнула, не чуя под собой ног, да так и встала.
Дурь выскочила из-под вешалки, бросилась на мокрый тапок, прижалась к ноге, затопталась сама не своя…
А нос-то у нее был шелковый.
Сердечком.
* * *
Через полчаса никто не приехал.
Но плакать Вера больше не собиралась.
Иван Бескровный
Маленький Арсений
1
– Ты всегда хотел от него избавиться! – ругалась Девочка. – Он тебе никогда не нравился!
– Ох и мерзкую он морду скрючил! – смеялся Отец, пиля яичницу и рассказывая, как ночью принял котенка за крысу. – Никуда он не денется, вернется. Он даже пожрать самостоятельно не в силах.
– Тебе приснилось, – сказала Мама. – Я ничего не слышала. Мы просто забыли закрыть окно, и он убежал.
Но Отец настаивал: Арсений вскарабкался на их кровать, забрался ему на грудь. И там улегся, от удовольствия чуть выпустив коготочки, без труда скользнувшие сквозь тонкую майку.
Отец приоткрыл глаза, но, вместо кота, разглядел у себя на груди огромную крысу, впившуюся острыми когтями прямо в грудь. Не раздумывая, он сгреб котенка и бросил точно в противоположную стену. И мгновенно уснул счастливым сном победителя мерзких существ.
А Арсений, представлял Отец, трижды извернулся в полете и воткнулся в стену всеми четырьмя лапами, как и полагается любому падающему коту. Только слегка ударился грудью, но тут же зашуршал по стенке коготками, сползая и тормозя свое стремление к полу.
– И уже потом убежал через окно, – подытожил мужчина. – Наверное.
– Вряд ли он смог бы убежать после такого… – сказала Мама.
– Ты ему что-нибудь сломал! – настаивала Девочка.
– Всё с ним в порядке, – отвечал Отец, пиля яичницу. – С другой стороны, правда, он даже не мяукнул и с окна умудрился спрыгнуть. Нет, ну совсем на сон не похоже! Столько деталей!
– Он больной! – не унималась Девочка.
– Он не больной, – сказала Мама, возвращаясь на кухню. – Он… С особенностями.
У Арсения были разные уши, косолапые задние лапы и торчащий нижний клык. Уши, конечно, были совершенно одинаковыми, но вот левое прибилось к голове и спадало на глаз. А клык торчал на морде флагштоком, перекашивая всю челюсть.
– Можно я не пойду в школу? – спросила Девочка Маму.
– Что это еще? – спросил Папа.
– Когда он вернется, кто-то должен быть дома! Или вдруг кто-то позвонит, что он нашелся?!
– Перезвонит! Нечего дурью маяться, вот еще выдумала, пропускать школу из-за какого-то кота. Только учебный год начался!
Но Мама подмигнула дочери и налила всем чай.
– Поговорим, когда папа уйдет, – шепнула она девочке, и та засияла, подмигнув матери в ответ.
Арсений и родился здесь, в подвале сельского двухэтажного дома, только в другом крыле. Тот подвал был настоящим кошачьим роддомом, и мать Арсения – белоснежная, потерявшаяся кошка – прибилась именно туда. Половина села выстроилась в очередь за котятами, которые – все в мать – родились пушистыми и белоснежными.
Весь подъезд таскал им молоко, кефир, картошку, яйца, а те, что современнее – покупали в сельском магазине кошачий корм, и почему-то всегда – с лососем.
Но Арсений паршиво ел. Все-то у него текло и валилось мимо пасти, никак он не мог управиться со своим торчащим зубом. И когда пришло время – Арсений остался без хозяина.
– Такого ребенку не принесешь, – рассуждала бабка у дома. – Пугаться будет. Чего доброго, неправильный
