равно что с поезда на полном ходу. Хоть бы за его спину спрятаться… Тоже не получается! Не понимаю, где я. Не чую лап! Такое ощущение, что я к нему прилип. Что я внутри него!
От нестерпимой тряски меня отвлек нарастающий рев. То была невыносимая смесь грохота, скрежета, лязганья и каких-то звериных, за пределами человеческих возможностей, криков. Просто не верилось, что людская гортань способна издавать такие кошмарные звуки.
Миг — и мы врезались в гущу обезумевших от ярости вооруженных людей.
Виктор
Я успел замахнуться мечом. Боли не почувствовал, только сильный удар в грудь. Меня выбило из седла, и я…
Мася
Я неуклюже грохнулся о землю, сминая латы.
Какие латы? Почему я весь как будто в железной клетке, отлитой для меня точно по размерам?
Пытаюсь бежать и падаю, лапы как не мои. А хвост? Хвоста вообще не чую! Мне отрубили хвост! Какая непоправимая, страшная трагедия!
Но сейчас главное — увернуться от копыт Витиной черной коняги.
Как же трудно бежать, что ж такое?!! Задние с передними лапами не скоординированы. Весь я тяжелый, как сто котов. Может, из-за всех этих железяк?
С ужасным трудом, то и дело валясь набок, я оттащил свое грузное тело в сторону и рухнул, схоронившись за большой каменюкой. Сжался весь, боюсь пошевелиться. Нет сил даже вылизаться, и голова не поворачивается. Наверно, меня ранили. Да, я обессилел от ран. Хорошо хоть не больно. Витя, спаси!
Виктор
Меня выбило из седла, и я на удивление мягко приземлился на четвереньки. Легко вскочил — и тут же упал, снова вскочил, пробежал два шага, растянулся. Наверное, меня ранили. Что-то с равновесием. Снова вскочил и не удержался. Лежу на спине, барахтаюсь, как жук, мотая в воздухе лапами.
Какие лапы?
В количестве четырех штук. Рыжие, с волосами между подушечек! С длинными когтями. Из-под меня торчит веселая метелка — хвост! Совсем как у Маси.
Это что, все мое?
Меня не ранили, меня убили, и я переродился в кота?
Кошмар!
Хотя, если подумать… Быть живым котом все лучше, чем мертвым солдатом. Мне вдруг стало не до битвы, которая подкатилась грохочущей волной к стенам города, и мысли о судьбах героев как-то поблекли и отошли на задний план. Это же всего лишь роман. Или сон. Типа кино. Все не по правде.
Больше меня волновал другой вопрос: как же коты ходят? Технология. Ну-ка потихонечку — правой передней, левой задней… Не падать! Еще хвост надо, наверное, в уме держать. Оглядываюсь и вижу, что рыжая метелка сама гордо реет надо мной, как флаг победоносной армии.
Я вижу свой хвост. Свой! Офигеть.
Как близко земля, даже слишком, все подробности видны. Вот не знал, что здесь живут такие жуткие кракозябры, и этой информации совсем не жаждал. Сейчас поймаю одну. Ага, попалась! Хм, ничего, съедобненько. Хрустит. Ням-ням.
Боже, что я делаю?! Сожрал многоножку. Она хоть не ядовитая?
Опомнись, Витенька, сказала бы Маша.
Не хочу пока, Маш, поверишь? Так забавно котом быть! Удобный формат! Шагаю уже, видишь, почти не задумываясь. Обалденные ощущения. Завидуй!
Вдруг ударил колокольчик. Мое новое тело подпрыгнуло на метр — так обычно Мася реагирует на испуг. Сейчас ударюсь спиной! Но хвост крутнулся, и я аккуратно и точно приземлился на подушку в зале для медитаций.
Маша
Я поняла, что никогда не испытывала настоящего счастья, сейчас это со мной произошло впервые в жизни. Оно не в сердце, не в уме. Оно вообще не внутри. Счастье — это когда становишься облаком света. Ты не радуешься, не любуешься, не умиляешься — нет этого ничего! Просто исчезаешь и превращаешься в сияние. Счастье — это то, чего невозможно вынести, раз — и тебя разносит на атомы света. Как взрывом.
Всего-то неделя, как я не видела Хвостика, и почти успокоилась, успела привыкнуть, что его нет рядом, что не надо ловить падающие отовсюду вещи и его самого. Мне даже начало нравиться. У меня появились мои собственные «хочу» и «не хочу».
И тут в медитации я снова увидела сына. Меня втянуло в мамину комнату, как супермагнитом, и я зависла над его кроваткой. Никакими силами меня отсюда теперь не отодрать. Слышите? Не нужен мне ваш удивительный Китай. Я хочу домой, к Мишке.
Ёшка
Если бы у облака были когти, я бы нежно когтила его одеяло. Если бы у облака был голос, я бы мурчала так громко, что соседи начали стучать в стену: выключите дрель! Я тыкалась бы ему в подбородок и вылизывала щеки. Но у меня ничего не было, и тогда я втекла в его сны, приснилась, и мы бегали по лужайке, гоняли бабочек, плескались водой из лейки, топали по лужам. Сияло солнце, его кепка слетела, я на нее напрыгивала, а он хохотал.
Вдруг что-то звенькнуло, меня потянуло за шкирку из нашего сна и выплюнуло в зал для медитаций. Маша сидела ошарашенная, Мася сошел с подушки и ходил по полу странной раскачкой, будто котенок, впервые сошедший с подстилки, на которой родился, а Борода лежал в углу скорчившись и смотрел на Машу, пытаясь что-то произнести, но не мог. Монах махнул рукой Андрею:
— Вы пойдите с девушкой погуляйте, а мы еще помедитируем.
Потом, глядя на меня, сказал другое, чего Андрей не понял, языка не хватило:
— Мы все кем-то придуманы. Кем-то, у кого очень хорошее воображение.
— Знакомый голос у этого монаха, скажи, Мась? — Кот не отреагировал. — И слова знакомые. Господин Че, — подсказала я.
Не слышит. Алле, прием! Что-то не так с ним.
Виктор
Монах снова тряхнул колокольчиком, и я стал собой. Лежу на полу, ноги затекли, совсем неживые, и колют, будто на ежа встал.
Да, ни с чем не сравнимый опыт. Жаль, так быстро все кончилось. Можно было бы дойти в теле кота до города, пройтись по древним улицам, тогда мои описания в романе были бы не придуманными, а натуральными. А может, город — только декорации в моем видении, и за каменной стеной ничего нет?
Монах улыбается и кивает — с возвращением, мол, словно видел, что со мной произошло. Или даже помог этому произойти.
А где Маша? И Андрея нет. Та-а-а-ак.
Маша
Монастырь был скромный, никаких особых красот, но на коньках крыш сидели устрашающие драконы, похожие на чешуйчатых змей, драконьи пасти украшали перила лесенок и мостиков, а беседки весело топорщили взвихренные чубы.
— Чтобы черт не вошел, — пояснил Андрей. — Китайцы считают, что зло входит только по прямым линиям, потому крыши всех построек делают с загнутыми краями.
— А мне кажется, — говорю, — что демоны и ангелы все внутри, в человеке. Это наши мысли. Главное, вовремя сообразить, кого из них слышишь, хорошая мысль или плохая.
Мы постояли на площадке с видом на подвижные макушки бамбуковых зарослей внизу. Я была вся размякшая, в голове кисель, говорить неохота и нечего.
— Это медитация на тебя так подействовала, — сказал Андрей, наблюдая за мной.
— Я себе такой не нравлюсь.
— Просто ты не привыкла к спокойному состоянию ума.
— Точно, я постоянно о чем-то думаю, кручу в уме воображаемые диалоги.
И вдруг меня прорвало. Я начала рассказывать про себя, про сына, про Витеньку. Долго говорила, а когда замолчала, он сказал:
— Давно я русской речи не слышал, соскучился по звуку.
Я, значит, перед ним душу изливала, а он просто звуками наслаждался. Вот ведь ёшкин кот.
— Нам, наверное, назад уже пора, — говорю я бодро, чтобы не разнюниться перед ним.
Виктор
Мы спускались с гор на канатке. Покачиваясь на жутковатой высоте в стеклянной кабинке, я пытался привести в порядок мысли.
Разбередил меня этот старец из монастыря. Есть же люди, для которых служение важнее веселья, славы, путешествий, даже важнее искусства. Эти монахи совершенно не гордятся Выбранным
