Когда в доме нет мужчины, он должен бы казаться пустым, я просто обязана была чувствовать горькое одиночество, ночи должны были стать злыми, постель — холодной. Зависть к счастливым парочкам на улице — ядовитой и ожесточающей. Ничего подобного не было. Я уже поняла, что главное — не зацикливаться на воспоминаниях, забыть ласковые слова, которыми называл меня муж, не вспоминать, как носил «на ручках», переживал, чтобы не таскала тяжелых сумок… наши совместные походы в магазин — Янка в тележке, выходные дни, ночи… тоже забыть. Потому что все это ушло и в прошлом, вернее — он сам все прекратил.
Совсем забыть оказалось сложно. Особенно здесь, в квартире, где и происходило все наше. Так-то хороший способ — не ударяться в воспоминания… Но со временем я приноровилась — вспомнилось, мелькнуло в уме? Быстро на что-то отвлеклась… оно и ушло. Кроме того, основной рубеж был пройден где-то раньше — будто я перешагнула в какой-то миг через порог и все — вошла в новую жизнь без Вадима. И когда это случилось — уже не важно.
Сейчас у меня появилось много свободного времени — уборка требовалась не так часто, стирка — тоже и потребность в готовке тоже резко уменьшилась. Оказалось, что основные усилия прилагались для того, чтобы обслуживать потребности Вадима. Тогда это не было в тягость, но сейчас я рада была возможности больше заботиться о себе родной. Я высыпалась… спала все то время, что и Янка — ночью и днем тоже. Проветрив комнату с помощью кондиционера, мы с дочкой ныряли в прохладу и, раскинувшись на широкой кровати, засыпали… Сонливость я связывала с беременностью. Токсикоз не мучил, разве что на голодный желудок, но и тут я приспособилась ставить у кровати стакан с соком и выпивать его сразу же, как проснусь утром, не вставая с постели. Это помогало.
Записавшись на прием к своему врачу, я получила подробную инструкцию по питанию, срокам наблюдения, список витаминов и препаратов, а еще — первую фотографию «фасолинки». На ней уже обозначились те самые ручки-ножки и Бог, как говорится, миловал — пока никаких отклонений ни по осмотру, ни по всевозможным анализам, которые у меня взяли. Я понимала это, как некое благословение — кто-то там, высоко, давал мне передышку от проблем и отдых от нервотрепки и новых потрясений.
Если бы еще Вадим не заходил к Яне… С каждым разом неловкость между нами усиливалась. Мне проще было бы совсем не видеть его. Может потому, что примерять на себя роль чужих друг другу людей было странно, трудно и даже неприятно. Наверное, так меняет кожу змея — безо всякого на то удовольствия. Вот и я — чувствовала зуд какой-то душевный, неудобство, даже боль иногда — когда его привычный вид, голос, слова, движения заставляли работать ассоциации, поднимали воспоминания… Мне это было уже не нужно — это я знала, но чувствовала себя… не очень.
Они уходили с Янкой, а я сразу же шла в душ — смыть это поганое настроение и мысли о том, кто гладил ему рубашку на сегодня, почему он не пользуется туалетной водой, которую мы когда-то выбирали вместе? Удивительно, но душ помогал. А дальше находила себе занятие — наводила порядок, готовила себе и Янке нашу с ней любимую еду. У меня неплохо получалось даже что-то из арабского. Приглашать Вадима поесть с нами не было никакого желания… как и ему тоже — пригласить меня на прогулку вместе с ними. Мы тяготились друг другом, это было заметно мне и ему, наверное, тоже.
Я считала дни до суда и отъезда, и каждое утро изучала свой живот — растет или нет? И до немеющих пальцев, до ощущения тошноты боялась, что Вадим узнает… В его глазах я и так потеряла всякое уважение. До недавних пор и в своих тоже, а сейчас перестала рефлексировать — значит это судьба, просто «фасолинка» должна была появиться на свет. Слабое оправдание, но если других нет, тут уж хоть какое…
Как жизнь показала, все вторично и переживаемо, а важнее всего сама жизнь. Как я могла хотеть прерывания? Старалась не вспоминать тот свой настрой — ни к чему. Главное, что сейчас все было правильно и я даже выбрала уже имена. Если родится девочка, назову Евой, мальчик… тут я терялась. Нравилось — Ванечка и Левушка. Иван или Лев? И отчество получилось бы красивым. Но сейчас метаться между… пока не стоило — вполне возможно будет Ева. С девочкой мне было бы и привычнее и проще.
Ближе ко дню развода вдруг позвонила мама Вадима и попросила о встрече с Яной и разговоре со мной:
— Ксюша, мы просто спокойно поговорим… Мне ясен настрой сына, хочу понять с тобой. Ты, конечно, можешь считать — не мое дело…
Я прервала ее, пригласила приходить. Обезоружил ее тон — неожиданно человеческий, сожалеющий… Мы договорились встретиться вечером, часа за два до Янкиного сна. Это было не очень хорошо — ребенок перевозбудится в играх. Но что-то подсказывало, что свекровь едет не так к ней, как ко мне и Яна будет привычно занята своими игрушками.
Подумав хорошенько, я приготовила самое простое из любимых блюд Натальи Владимировны — отварила пару минут и обжарила на сливочном масле спаржевую фасоль. Выложила на тарелку, а на остатках масла подрумянила крупно натертые пшеничные сухари. В конце добавила к ним чуточку тертого чеснока. Готовой засыпкой притрусила фасоль. Тоненькими ломтиками порезала буженину, небольшой постный кусочек которой запекала на днях. Сок, чай…? Села потом, сложила на коленях руки и подумала — а что я, собственно, мечусь? Смысл теперь?
На всякий случай надела просторный халат… живота еще не было, но! Это было бы что-то… Я и уехать хотела от этих страхов и нервов. Будучи постоянно на взводе, спокойно ребенка не выносишь. А оно будет… будет обязательно — выяснения сроков, разговоры, объяснения, взгляды… и уже не просто то страшное разочарование и ненависть будет в них, а и тихое презрение. Хотя будто бы все закономерно — близость для того и задумана, чтобы творить детей, и он о ней уже знал. Но беременность обязательно упала бы на меня дополнительным позорным клеймом — как постыдное подтверждение неверности, да еще и… Ксюша — дура бестолковая, не знающая контрацепции.
Таблетки я перестала принимать за две недели до этого — после месяца игнора со стороны Вадима. Не причина, конечно, потому что есть строгий график приема и все такое… но в гостинице был презерватив, а может и не один, и я понадеялась на них. Должна была подумать наутро, но не сильно тогда думалось, да и… в общем — Евочка или Лев захотели родиться. Я гладила себя по животу и улыбалась — здесь моя поддержка против всех свекровей мира… как-нибудь переживу один разговор.
— Натворили вы оба, — тихо размышляла пока еще моя свекровь, а я так же тихо фигела — моя ли? Хотя по виду она — сухощавая, седая, красиво и дорого одетая, со скромным соответствующе возрасту, макияжем…
Да говори она со мной раньше хоть наполовину вот так — спокойно, не свысока, без этих… фирменных ее взглядов — жили бы душа в душу.
— Может, ты и права… уезжай, Ксюша. Пересиди, переболей. Я в свое время не могла — Вадим был уже подростком и хоть какой, но отец был нужен, хотя бы пунктиром обозначенный. И Катя тоже…ты не знаешь, конечно, — тяжело вздохнула она, — в шестнадцать у нее были проблемы с наркотиками. Детство еще, глупость… а распространители хорошие психологи, там наработано… Мне не уйти было. Я почему за Янку переживаю — мужчины любят своих детей и делают все для них, пока эти дети перед глазами и они чувствуют свою ответственность. А когда можно просто откупиться деньгами… это удобно, рационально и даже законом обозначено, как допустимая норма — так уж устроены. Это мы места себе не находим… Я вот не представляю — как ты с Вадимом отпустила ее на море? — смотрела она на Янку, осваивающую новую игрушку — машинку. Свекровь подарила ее со словами — держи, дорогунчик мой… пока такую.
