— Оставить тебя одного? С какой это стати? — вскидывается Набиль.
— А с такой, что эта история больше вас не касается.
— Ты шутишь? — негодует он. — Еще как касается! Мы тебя не бросим. Вместе доведем дело до конца и вместе вернемся домой.
Остальные кивают, соглашаясь.
— Нет. Вы достаточно потрудились. Нам повезло, все прошло благополучно, но теперь… Люди шейха наверняка уже подняли тревогу и заявили в полицию. Если уедете сейчас, вернетесь во Францию без проблем, но через несколько часов будет поздно.
— Не гони пургу, Дани, ты сам сказал — дело может плохо обернуться, значит, мы остаемся.
— Тем более что мы видели, как ты умеешь выпутываться! — иронизирует Бартоло. — Лично я отказываюсь дезертировать.
— Мы остаемся! — подтверждает Набиль.
— Нет, вы нужны мне в другом месте. Все должно было сложиться иначе. Я наивно думал — тут ты прав, Бартоло! — что смогу убрать шейха и остаться неопознанным. Но его люди знают, кто я, и могут нанести визит Бетти и Пьеру. Заберите их и увезите в надежное место.
Они ненадолго задумываются над моими словами. Получается, я не отсылаю их, а прошу о помощи.
— Нет нужды уезжать. Я позвоню жене, и она их спрячет.
Ребята кивают.
Я растерян, не знаю, как переубедить их.
— Дани прав, — вмешивается Соломон, который все это время молча наблюдал за нами.
Витто, Бартоло, Набиль и Реми с изумлением смотрят на него. Воссоединившаяся банда подчиняется прежним законам.
— Но, Соломон… — бормочет Витто.
— Вы вернетесь и позаботитесь о Бетти с Пьером. А я останусь с ним, — жестким тоном произносит он, глядя мне в глаза.
— Соломон…
Он не позволяет мне продолжить:
— Игра слишком опасна, Дани. Один ты не справишься. Но если я останусь, они согласятся уехать. У тебя нет выбора.
— Хорошо, Соломон, — подумав, соглашаюсь я.
— А мы, значит, как полные придурки вернемся домой, да? Ну спасибо, парни, — рявкает Реми, выражая не только недовольство, но и согласие.
— Я о нем позабочусь, не волнуйтесь. Давайте собирайте манатки и сматывайтесь!
Они с недовольным видом подчиняются вожаку и расходятся по комнатам.
Через полчаса мы обнимаемся на прощание.
— О твоих мы позаботимся, Дани, не волнуйся. А вы держите ухо востро! — советует Реми.
— И если запахнет жареным… — добавляет Набиль.
Бартоло сжимает меня в объятиях.
— Вот же черт, мы в последний раз так же прощались двадцать лет назад. Ты уж тут постарайся, чтобы в следующий раз не встретиться в богадельне.
— И не забудь, что мы договорились провести вместе отпуск, — вставляет Витто. — Держи нас в курсе, Соломон, на этого типа надежды мало.
Я отвожу Витто в сторону и протягиваю ему конверт:
— Я написал Бетти записку. Думал, если все обернется плохо, ее найдут при мне и отошлют. Поручаю это тебе.
— Ну что за мрачняк, вечно думаешь о худшем! — бурчит он и с явной неохотой убирает конверт в карман.
Они выходят в утренний туман, останавливаются возле машины и машут нам.
— Обожаю их, — шепчет Соломон.
— Я тоже.
У меня тяжело на сердце. Душу гложет мрачное предчувствие, что больше я друзей не увижу.
* * *
Я сообщаю Соломону свой план, и мы приступаем к его осуществлению.
Соломон натягивает капюшон, приводит на кухню шейха и силой заставляет его сесть. Фейсал пугливо озирается, смотрит на меня.
— Что вы собираетесь делать? — спрашивает он.
С проповедника-террориста сошла вся спесь. Маска высокомерной невозмутимости дала трещину. Он пытается взять себя в руки, но события последних часов пробили его броню.
— Я собираюсь убить вас, — спокойно сообщаю я.
Он вглядывается в мое лицо, надеясь прочитать на нем опровержение страшных слов, но ничего не видит и поворачивается к Соломону.
— Не позволяйте ему, — молит он, — скажите, что это ошибка.
Соломон не реагирует.
— Не я заказчик теракта, который унес жизнь вашего сына! — выкрикивает он. — Я не командую никем и ничем. Пресса и телевидение повесили это на меня, потому что им требовалось ткнуть в кого-нибудь пальцем. Я ничего не опровергал, это было мне на руку.
— Вы член «Аль-Каиды», — говорит Соломон.
— Никто не является членом «Аль-Каиды»! Это не организация, а состояние духа, воли, способ действий. Все отчаявшиеся мусульманского мира могут объявить себя членами «Аль-Каиды». Неужели вы верите, что я встречался с Бен Ладеном, говорил с ним? Бросьте… Я во многом с ним согласен, это так, но отнюдь не во всем. Далеко не во всем! Я, как и вы, занимаюсь связями с общественностью… Я посредник между страхами западного мира и ненавистью тех, кто поддерживает Бен Ладена и его соратников! Я знаю силу слов, когда неясен расклад. Моя цель — объединить вокруг себя как можно больше несчастных!
— Значит, вы их предаете, — заявляет Соломон.
Страх искажает лицо шейха, взгляд становится тусклым.
— Предаю… пустое слово… Я использую любые средства, чтобы добиться своей цели.
— Выходит, для тех, кто боготворит вас, вы предатель, — холодно говорю я. — Как еще назвать того, кто обманывает своих? Если бы ваша паства услышала ваши речи, вас немедленно записали бы в предатели.
— Конечно, — соглашается он, опуская глаза. — Но только потому, что в сражении, которое мы ведем, они видят не дальше собственного носа.
Я встаю, хватаю пистолет и приставляю ему ко лбу.
— Пора обратиться к вашему Богу.
Шейха начинает бить дрожь.
— Нет, умоляю вас, не делайте этого!
— Я думал, вы не боитесь смерти. Радуйтесь, вы умрете как мученик.
— Нет! Я не хочу умирать!
— А как же ваши семьдесят девственниц?
— Это аллегория! Прошу вас…
— Значит, вы лгали, обещая гарем тем отчаявшимся, которых просите пожертвовать жизнью?
— Нет, не лгал. Все не так! Вы должны это понимать, вы занимаетесь тем же самым.
— Вы пользуетесь доверчивостью людей, их отчаянием.
— Конечно пользуюсь! А как, по-вашему, выигрываются войны? Что говорил своим солдатам Наполеон? Что обещал армиям Гитлер? Счастье, блаженство, власть, гордость… Война есть война.
— Вот как вы это понимаете… В действительности вам нужна только власть. Плевать вы хотели на правое дело.
