Мы все в одной лодке. Ваша работа — найти убийцу. Моя — следить за тем, чтобы у этого мальчика крыша не поехала. Ты его оставила совсем одного в его комнате?
Женнифер Лушадьер робко кивнула.
— И что он делает? Спит?
Женнифер Лушадьер покачала головой.
— И ты торчишь здесь, вместо того чтобы с ним поговорить?
Савина Ларош резко ее оттолкнула. Она знала, что победила, что Женнифер уже не сможет ей помешать, но на всякий случай повторила:
— Я только хочу убедиться, что у Тома все хорошо и что ему ничего не надо. Но после этого ты ни на шаг от него не отойдешь и не станешь играть в телефоне в Call of Duty! * * *
— Том? Том?
Савина тихо прикрыла за собой дверь. Том, стоя коленками на полу, играл с десятком расставленных перед ним фигурок из «плеймобиля». Савине показалось, будто она застала его врасплох и он что-то спрятал, едва она вошла, но, как ни всматривалась, увидела только пластмассовый парусник на вытертом синем ковре и десяток человечков на шарнирах вокруг него.
— Том, все в порядке?
Мальчик ответил ей неуверенной грустной улыбкой. Савина хотела бы поговорить с ним подольше, но задерживаться было нельзя, эта дурища Женнифер и впрямь могла позвонить Эрве Леспинасу. Кроме того, через четверть часа у нее назначена встреча с Нектером и Мадди Либери на парковке у Старой башни, за мэрией. И она пообещала им кое-что принести.
Не делала ли она прямо сейчас величайшую глупость?
Мадди Либери действительно сохранила вещи, принадлежавшие Эстебану?
Способен ли Нектер меньше чем за день получить результаты теста ДНК?
Ну все, хватит. Савина взглянула на кровать. Он был там, лежал рядом с подушкой.
— Том... Том, послушай, я хочу попросить тебя о небольшом одолжении. Можешь дать мне своего кита Монстро? Ненадолго, я его обязательно скоро верну. 41
Крохотную парковку у Старой башни уже окутали сумерки. Обстановка как раз для заговорщиков. Мю-роль заволокло легким туманом, и старые камни сделались таинственными. Самое время появиться призракам, летучим мышам и ведьмам на метле. В лунном свете оранжевый «Колеос» Савины казался темным. Рядом с ним были припаркованы моя «Мито» и «Рено» Нектера.
— Вот! Миссия выполнена. — Савина протянула секретарю мэрии плюшевого кита в пластиковом пакете.
Мы с ней обсудили это и решили, что Монстро, несомненно, самая личная вещь Тома, на игрушке чуть ли не со дня его рождения собирались его волоски и слюна. Савина заверила меня, что без труда сумеет спрятать кита под курткой, не станет же Лушадьер ее обыскивать! Я открыла багажник и, в свою очередь, протянула Нектеру пакет:
— А это — от меня.
Я старалась улыбаться и выглядеть естественно, но в горле стоял комок. Я сложила в пакет десяток одежек Эстебана. Все, что он носил последнюю неделю перед тем, как исчез, и мне так и не хватило решимости ни постирать их, ни выбросить. Они еще долго хранили его запах. Потом запах выветрился, от него, как и от надежды, ничего не осталось. И все же Эстебан оставался в каждой складочке этих вещей. Я знала, что следы ДНК сохраняются десятилетиями и даже столетиями — в мельчайших капельках слюны, пота, мочи...
Нектер взвесил на руке пакет с одеждой и сурово посмотрел на меня:
— Вы все это берегли?
Он вздохнул, с бесконечными предосторожностями уложил пакеты на заднее сиденье машины и, распрямляясь, проворчал:
— Похоже, мир и в самом деле делится на тех, кто выбрасывает все, чтобы двигаться вперед, и тех, кто тащит на спине груз своей жизни.
Туман все поднимался, он покинул городок и собрался у подножия укреплений. Мюрольский замок, тонущий в дымке, напоминал готовую взлететь ракету.
— Ну да, Ники, — тут же подхватила Савина, — существуют слизни и улитки, креветки и литорины, одни ночуют под открытым небом, другие волокут за собой обоз, одни — перышки, другие — наковальни, но...
Я с любопытством наблюдала за этим странным дуэтом. С виду — давно сложившаяся пара, которая не хочет этого признавать. Те же условные знаки, те же ссоры, те же игры. Однако оба ничем не связаны. У них вся жизнь впереди.
— ...Но мы, — продолжала между тем Савина, — пофилософствуем позже, налив себе по стаканчику. Ты уверен, что твой бывший коллега согласится сделать для нас тесты ДНК?
— Бурсу? Уверен! С тех пор как я ушел из полиции, мы с ним каждую неделю созваниваемся. Он живет в Руайя рядом с гротом Прачек, мы с ним состоим в одном клубе филателистов, только он собирает марки с пещерами.
Мы несколько секунд помолчали. Что можно сказать после такого?
— Нерушимая солидарность марочных психов! — не утерпев, все же заметила Савина.
Нектер Патюрен собирался, не откладывая, отвезти образцы своему коллеге. От Мюроля до Руайя тридцать километров, но он так осматривал свою машину, будто готовился к ралли «Париж — Дакар». Проверил давление в шинах, отладил фары...
— Это я-то псих? — ворчал Нектер, изучая состояние резинки на дворниках. — Вы меня просите сравнить ДНК близнецов, родившихся с разницей в десять лет, а псих, выходит, я! 42
Патюрен на своем «Рено» подкатил к крутому повороту. Отсюда открывался один из самых красивых видов, но это был и один из самых опасных участков пути между Бессом и Руайя.
Черт!
Нектер в последнюю секунду успел одной рукой выкрутить руль, машина вильнула, но выправилась.
Черт, черт, черт!
Он чуть не убился, а Лазарбаль по-прежнему не брал трубку.
Прижав телефон к уху, Нектер продолжал слушать гудки. Потом оставил еще одно сообщение: «Ибан? Это Эрве Леспинас из Бесса. Срочно перезвони мне». Он звонил Лазарбалю не меньше десяти раз, а это сообщение было пятым. Он попытался связаться с полицейским из Сен-Жан-де-Люз, как только жандармы, сообщив о смерти Жонаса Лемуана, покинули мэрию. Как раз перед тем, как Нектеру пришлось отключиться, лейтенант Лазарбаль начал рассказывать ему, что и Эстебан, и Мадди наблюдались у психотерапевтов и что у него есть четвертая гипотеза: самоубийство ребенка.
В мэрии Нестер с Савиной пробежались по сайтам. Самоубийства детей младше десяти лет — редкость, и все же такое бывает. Более десяти случаев в год. Угрозы покончить с собой — меня все это достало, я себя убью, — напротив, встречаются часто, у одного ребенка из семи, но к реальным попыткам самоубийства почти никогда не приводят. У детей сложная концепция смерти: до шести лет ребенок не отличает смерть от сна, с шести до десяти не воспринимает ее как окончательный уход, представление же о неведомом после смерти складывается намного позже и связано с семьей, потерями, воспитанием, религией.
Вывод: предположение о самоубийстве Эстебана можно было расценивать как вполне правдоподобное. Разумеется, Нектер мог поговорить об этом напрямую с доктором Либери, но Боколом такими методами не действовал. Он предпочитал сначала собирать доказательства, шарить, разнюхивать, пополнять досье. А затем, когда боеприпасов достаточно, штурмовать. Мадди Либери не все им сказала, он был в этом уверен, и интуиция призывала его к осторожности.
Довериться ли ей?
Дорога продолжала петлять, крутые повороты следовали один
