Книга Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж

– Вообще-то да, дневник тоже не убеждает. Нужно трофеи собирать – лифчики там, трусики.

– Как же их собирать? Отнимать силой или воровать?

– Это уж как получится. У меня некоторые пытались кое-что умыкнуть, так я им такой форс-мажор учиняла – мигом укорачивались.

– А если бы они попросили, ты бы дала?

– Смотря что попросить и что дать.

– Ну… вещи.

– Смотря кому. Только вот тем, кому дала бы все, что угодно, обычно ничего такого особого не требуется.

– А какие они?

– Кто?

– Ну, эти… Которым ты бы все дала.

– Долго рассказывать. Такого вообще словами не опишешь. Посмотрела на него – и сразу душа в пятки, а почему – кто ее знает. Сказать – красавчик, так есть среди них такие, что с души воротит. А как отличить словами одного от другого – понятия не имею. Настоящий мужик должен быть, а выглядеть он может по-всякому. Мне попадались такие и ниже меня ростом, и небогатые, а душа рядом с ними таяла.

– Почему?

– Ишь, как оживился. Думаешь, раз маленький и бедный – то имеешь шансы? Дело ведь не в том, что они маленькие и бедные, а в том, что мужики. Замуж за такого не пойдешь, а поматросить месяц-другой – с большим удовольствием. Ходишь с ним, как у ангела под крылышком, только перышки чистишь и придумываешь, чего бы еще ночью отчебучить, чтобы ему понравилось.

– Действительно, только о нем и думаешь? – восхитился Сашка.

– Закатай губу обратно, мальчик, не о тебе речь.

– Почему? Ведь ты меня совсем не знаешь? Вот познакомимся поближе, узнаешь обо мне много такого, чего сразу не заметно…

– И забуду обо всем на свете?

– А кто знает? Или ты признаешь только чувство с первого взгляда?

– Конечно, с первого. Все различают свою половинку сразу, даже если лицо только мелькнет в толпе. И мужики, и бабы – здесь мы ничем друг от друга не отличаемся.

– Ерунду болтаешь, подруга. Получается, мне половинка ни разу в жизни не встречалась.

– Прими соболезнования.

– Какие еще соболезнования?

– Как же – жизнь не удалась. Дожила, не буду уточнять, до скольких лет, и своего мужика ни разу в глаза не видела.

– А к тебе они прямо в очередь выстраиваются!

– Выстраиваться – не выстраиваются, но иногда по несколько раз в год замечаю.

– Где ты их замечаешь? На нашей фабрике?

– Нет. На улице, в транспорте. В гостях – никогда. А так – мало ли куда занесет. Однажды в магазине видела, у кассы.

– Кого?

– Половину свою.

– Кто тебе сказал?

– Никто. Такие вещи никто сказать не может – просто понимаешь вдруг: он.

– А потом?

– Ничего. Мимо прохожу.

– Почему?

– А что тут сделаешь? Это мужикам легко – сразу знакомиться начинают. А нам куда деваться? Подумает – шлюха, ну и все.

– Почему сразу шлюха? – обиделся за женщин Сашка.

– Потому что будущие жены будущих мужей в транспорте не кадрят. Эти балбесы ведь как думают: если меня закадрила, значит, до меня других снимала, и после не перестанет. Выходит – шлюха.

– Но это же несправедливо! – искренне возмутился Юрковский.

– Конечно. Жизнь так устроена. Нравится, не нравится – у нас никто не спрашивает.

– А если изобразить случайность? – не унимался Сашка. – Случайно толкнуть, рассыпать что-нибудь? А там и разговор завяжется.

– Вот как разговор завяжется, так он сразу и поймет, что к чему.

– А если его просто раззадорить, чтобы он сам телефончик попросил?

– Не знаю, у меня ни разу не получилось.

– Ты ведь всегда мимо проходишь?

– Ну, пару раз попыталась зацепиться – не вышло. Надо ведь, чтобы и он во мне половинку разглядел. А если не видит, просто пугается моей рожи да бюста и торопится отбежать подальше.

– По-моему, у тебя с лицом и грудью все в порядке.

– Спасибо, мальчик, утешил. Только я ведь не о тебе говорила – тебе для первого раза любая коза сойдет.

– Для какого еще первого раза? Доказать тебе, доказать?

– Ну, докажи.

Сашка резким движением схватил говорливую соседку за грудь и попытался поцеловать ее в губы. Она лениво отвернула лицо и отбросила нетерпеливую ладонь.

– Вот и доказал, щенок паршивый.

– И доказал, разве нет?

– Я и говорю: доказал, молокосос. Кандидат в малолетние насильники. Ты меня поразил, удивил, ты мне понравился, вообще внимание на себя обратил? Зачем же без толку ручонками размахивать?

– Разве я не обратил на себя твоего внимания?

– Обратил. Только внимание – совсем не то, которое нужно. Битый час тебе объясняла: я должна обомлеть от мужика, тогда у него со мной все получится.

– А от каких мужиков ты млеешь?

– От таких, каким тебе никогда не стать.

– Откуда ты знаешь? Может, я на многое способен.

– Глазки у тебя сальные, а ручки – загребущие. За километр видно, чего хочешь, но сразу понятно, что тебе не обломится.

– Ну вот, опять! Чем я хуже других? Можно подумать, одни мачо вокруг маячат.

– Здесь ты прав, мальчонка – контингент у нас жидковат. Бабам приходится выбирать просто не самых мерзких. Половинки-то все больше мимо проходят и не оглядываются.

– Значит, и мне достанется? – не унимался Юрковский. Он очень хотел добиться от соседок скидки на возраст и неопытность, но одновременно боялся заслужить их презрение по тем же самым причинам, поэтому сильно волновался и часто говорил чушь.

– Достанется, достанется. Если мужик хочет бабу, он ее получит. Какую-нибудь, пусть не королеву красоты, но с гарантией. Даже если у него изо рта кривые зубы торчат, из носа всегда льются сопли, и воняет от него, как от навозной кучи, какая-нибудь подходящая баба найдется. Которая не получит лучшего предложения.

– Почему ты вечно представляешь меня каким-то ублюдком?

– Никем я тебя не представляю. Наоборот, доказываю твои большие возможности. У тебя ведь зубы изо рта не торчат, и ничем таким отталкивающим от тебя не несет.

– Ну, спасибо!

– Да пожалуйста. Ты только слишком суетишься. Солиднее нужно выглядеть, безразличней. Если мужика трясет от нетерпения, на него смотреть противно.

– Тебе противно на меня смотреть?

– Нет, с тобой совсем другое. Ты вообще – не мужик.

– А кто же я?

– Я тебе уже сто раз сказала: пацан. Ты спокойным и уверенным в себе не станешь, пока не подрастешь. То есть, тогда появятся шансы, но не обязательно получится.

– Я уверен в себе!

– Возможно, но уверенный в себе мальчишка со стороны смотрится очень мило и смешно. А на спокойного ты совсем не тянешь. Сейчас задницей дырку в диване прокрутишь.

– Не могу же я памятником сидеть!

– Памятником не