Алёна Николаенко прибежала с утра пораньше, перевстряла его в коридоре участкового пункта. Андрей уж подумал, что опять что-то стряслось, ан нет – просто поблагодарить за своего Юрашку. Снова невольно представил на её месте Маринку, и такое вдруг зло взяло! Ты тут рвёшься, пытаешься выстроить всё с нуля: и семью, и отношения, на конфликт с женщиной своей любимой идёшь – всё ради дочери, а она потом вот так же, как эта Алёна, хвостом вильнёт, и к дурачку какому-нибудь неблагонадёжному – только её и видели! Ну что в голове у этой молодёжи?
– Зайдём в кабинет, – строго прервал её излияния Андрей. Пропустив вперёд, плотно прикрыл дверь. – Давай-ка ещё раз. Кто тебе в тот раз сказал, что нужно идти именно ко мне?
– Тамара. Сестра Юры.
– А ты Юраша-то видела после того, как его выпустили?
Алёна смущённо зарделась.
– Два раза.
– Угу. А Тамара, значит, всё равно сестра? – окончательно раздражаясь, подытожил Андрей. Совесть не мучала, нет. Он Юраша предупредил по-хорошему – мозги девчонке больше не дурить! Да и просто, не мог он в стороне оставаться, видя, куда дело клонится. – Значит так, Алён, Тамара не сестра ему, а жена. И у них двое детей. – На Алёнку специально не смотрел. Слёз ему только тут не хватало. – Это первое. А второе – разводы цыгане не практикуют, позор это них. Как и русская жена, если бы не был женат на Тамаре. Понимаешь?
Она молчала, и он всё-таки глянул. Алёна выглядела поникшей, но держалась. Только подбородок слегка подрагивал.
– Так что дело, конечно, твоё, Алён, но до добра ваша горячая дружба точно не доведёт. Совместного будущего у вас нет, а от случайностей никто не застрахован. Забеременеешь и решишь родить – ребёнка у тебя выкрадут и спрячут, это как пить дать. Пойдёшь на аборт – можешь бездетной потом остаться. А у тебя ведь вся жизнь впереди! Так что кончай дурить, Алён. Я за тебя сейчас как за родную переживаю!
Стало ли ему легче после этого разговора? Нет. Обидно было за Алёнку, ведь хотя и глупая ещё совсем, а ради Ворона своего против родной семьи пошла. Чёрт его знает, может, это и правда любовь? Тогда вдвойне обидно.
Сразу после ухода Алёны помчался в суд, написал заявление на развод. И тут же словно гора с плеч. Сейчас казалось странным, что так и не сделал этого раньше, но вспоминая минувшие годы и тот непробиваемый слой ледяного бетона, которым сковало всё живое внутри после предательства Ирки, удивлялся, как вообще не спился, как работу не бросил и всё-таки нет-нет, а и похаживал по женщинам, не давая себе окончательно обирючиться. Какой уж тут, к чёрту, развод?
Да и потом, делить им с Иркой было нечего – квартира служебная, ещё целых два года за неё отрабатывать, дети ей даром не сдались, в этом он уже не единожды убедился. Вот и получалось, что единственной причиной сохранять формальный брак было лишь их обоюдное наплевательское к этому отношение. Но так было раньше. А теперь…
И вот тут снова накрыло утренней выходкой Марины. Чуяло сердце, что это ещё только цветочки. За ремень сегодня схватился, но пороть, конечно, не собирался. Никогда не порол. Просто накатило вдруг какое-то отчаяние – может ведь статься так, что ему и выбирать между ними не придётся, потому что Оксана сама уйдёт. Просто не выдержит. И вот, в тот самый момент, когда жажда справедливости распирала и требовала решительных мер на перспективу, он получил вдруг контрольный удар под дых. И от кого? От той, за которую встал в боевую стойку!
Как у неё вообще ума хватило лезть поперёк него при ребёнке?! И ведь не в первый раз! Она что, всё время так будет? Вспоминались собственные несгибаемый отец и покладистая мать, и то, как ладно и мирно они решали все семейные тяготы. Но там помимо любви было и их глубочайшее взаимное уважение. А тут что? И не поторопился ли он, позвав Оксану в свой дом?
Думать об этом было и горько, и больно, но необходимо. На кону стояла не только его личная жизнь, но и покой и судьбы его детей. И это было главное. Давать той же Маринке дурной пример, открыто приводя в дом и меняя под настроение женщин, он не собирался. Он и с Оксаной-то изначально спешить не собирался, но пригорело вдруг так, что не смог иначе, не выдержал. А теперь… Неужели пожалеет? Не хотел, даже боялся этого.
Всю беготню, запланированную на день, постарался взвалить на Петрова, так как самому после двух нужно было гнать в аэропорт, встречать этого особого гостя, которым Львович всю плешь проел. Затем доставить его в город и заселить в гостиницу. Далее, сопроводить на обед, а после – обзорная экскурсия по городу до самого вечера. А там – ужин и, как говорится, доброй ночи, до новых встреч. Служба хотя и непыльная, своего рода нянька для дедушки, но и не завидная.
Однако текущих дел было много, а Петров не семирукий, поэтому и сам Андрей до полудня не отсиживался: навестил порядком поднадоевших за последние недели цыган, чудом застав на месте самого Бахтыра Ворончака.
– По-человечески тебя прошу, придержи своих ромалов в узде на эту неделю! У нас ответственное городское мероприятие. Сразу говорю, за любую ерунду в Отделение свозить будем и сажать на пятнадцать суток. Поэтому, лучше даже не выходите из посёлка.
В основном запугивал, конечно, но в целом так оно и было: совместно с Львовичем и специально созданной опергруппой, решили брать в негласную разработку всех подозрительных граждан напоминающих цыган и уже по факту разбираться, кто таков и устанавливать возможную с вязь с Маруновским или Николаенко. На полном серьёзе ожидали возможных провокаций. Так что, исключить настоящих цыган было бы очень и очень желательно.
После цыган заглянул в общажный квартал. Вот тоже, ещё один потенциальный геморрой! По закону подлости Петрунин Семён, рецидивист и асоциальный элемент, проигнорировавший уже три вызова в участок, мог объявиться в городе именно в эту чёртову ответственную неделю и устроить какое-нибудь резонансное ЧП. А имеющаяся у Андрея информация о том, что Петрунина якобы видели в компании грузчиков оптовой базы Николаенко, ещё больше усиливала это предчувствие. В общаге Семёна, естественно не оказалось, но его соседка, та девчушка Люда, шепнула мимоходом, что видела его на днях в районе гаражей. Значит, в городе. Значит просто нагло игнорирует вызовы.
После общаг, по пути, завернул ещё
