погнуть, не смотря на крепкую сталь.
— Еще немножечко! Давай-давай! — призывала собраться акушерка, но я обессиленная хрипела и пыталась проглотить слюну.
В горле абсолютная сушь, от бесконечного рваного дыхания, крика, я, скоро потеряю голос.
Сделала еще одну попытку, сильно потужившись, ощутила, как крупный скользкий комочек, задел внутреннюю сторону бедра, касаясь невероятной горячей шелковистостью.
Детский крик, такой громкий, солнечными лучиками рассыпавшийся по родильному залу ознаменовал начало новой эры. Моя жизнь резко развернулась на сто восемьдесят градусов, изменила многое и заставила сделать безумный выбор, полагаясь только на удачу.
Сразу, словно ястреб влетел Давид. Он даже не смотрел на меня, его интересовал крохотный сверточек на руках у акушерки. Та, улыбаясь подала ему малышку и озвучила все параметры при рождении детей.
Я никогда еще не видела Давида таким. Насколько изменилось его выражение лица, а глазах отразилась безграничная нежность, будто он держал самое дорогое сокровище в мире. Его внушительное телосложение резко контрастировало с малышкой в белой пеленке.
— Давид… — тихонько позвала я, облизывая пересохшие губы.
Он приблизился ко мне и подал нашу крошку на руки.
Это была моя самая сладкая девочка и копия папы. Острый пронзительный взгляд черных глаз-пуговок уже гипнотизировал меня и сделал безвольную жертву.
Ох, и будет доча мной манипулировать в будущем!
— Ну, что мама, сегодня вечером ты моя… — прохрипел в ухо мне Давид, намекая на жаркий секс.
Я хихикнула и негромко произнесла, чтобы не услышала врач, которая убирала инструменты и собиралась нас оставить одних:
— Размечтался, мне нельзя пару месяцев и думать о сексе, не то, что заниматься, — иронично улыбнулась, пытаясь задеть Давида.
— Ты забыла альтернативные варианты! — и в глазах мужа загорелся огонь похоти и безудержного разврата.
— А вообще, мне нужны двое сыновей! Надо будет передать бразды правления моей империей. Так, что по окончанию двух месяцев, не рассчитывай на отдых — громогласно объявил Давид, широко улыбаясь.
Это было мое счастье, которое внезапно рухнуло чуть больше четырех месяцев назад.
После разговора на кухне что-то надломилось.
Я до сих пор не знаю, что стало неожиданной переменой в отношении Давида. Моя беременность, мое внезапно ухудшившееся состояние здоровья или то, что Тагир стал ко мне настолько близко, что Давид понял — он потеряет меня навсегда.
Обостренное ли соперничество стало отправной точкой наших непростых отношений?
Это навеки останется загадкой.
Подходить и спрашивать я не видела смысла. Не хотела рушить и пытаться искать истину в том, к чему я так долго шла, желала и хотела.
Наша свадьба прошла скромно и без помпезности, которую так любят устраивать богатейшие мира сего.
Однажды Давид спросил меня, чего я хочу и о чем сильно мечтаю, и мой ответ был такой:
— Я уже счастлива. Больше мне ничего не нужно. Главное, что мы вместе — и тут же решила перекинуть вопрос — А ты?
— А я уже нашел то, чего вовсе и не искал, но теперь не отдам никому и никогда! — он усмехнулся, а я, обхватив мощные плечи, прижалась губами к его небритой щеке.
***
Давид.
Наблюдая как Лана, носится за Миа по огромной гостиной уговаривая одеться и пойти погулять, Давид вспоминал те события, которые произошли почти два года назад.
Веселый озорной смех дочки скрадывал мрачные моменты от размышлений. После драки с Тагиром внутри, глубоко в душе что-то изменилось, как-будто из черного в белоснежное и чистое. Давид выследил, куда отправился глуповатый гангстер и как только джип Тагира затормозил на парковке, он понял — Тагир с Ланой.
Они встречаются или есть еще шанс все исправить?
Он отказывался верить самому себе. Гнал мысли о том, что влюбился в первый раз как глупый мальчишка.
Этого не должно и не может быть!
Давид все контролировал, все всегда по его указу, предусмотрено, распланировано. Ему в этой жизни не на кого надеяться, кроме как на себя. Давид вырос в приемной семье, небогатой, не избалованной материальными благами. Возможно, именно поэтому он шел всегда напролом, ему хотелось изменить все, перекроить под себя, заставить мир смотреть на него со страхом, надеждой, подчиняться по первому требованию.
Но после знакомства с таинственной особой, которая так жестоко отомстила за брата, разрушила все стереотипы о девушках, видевших только деньги и статусность. Давид отказывался себе признаваться, что его грубость — это проявление нежной симпатии, которую хотелось спрятать как можно дальше. Показать, что он сходит с ума, когда видит ее улыбку, невинные жесты, как Лана ненамеренно облизывает язычком губы, увлеченно рассказывая что-нибудь, морщит нос от напряжения, создаваемого оргазмом. Все это было афродизиаком для его тела, брутальной души, ледяного сердца, к которому доступ был закрыт.
За несколько месяцев все могло сложиться совершенно по-другому, и Давид точно бы проиграл в непростой схватке между своей хладнокровностью и нахлынувшими чувствами. Еще чуть-чуть и больше они никогда бы не встретились.
Лана позже все рассказала ему: Тагир предложил сразу выйти замуж, и она согласилась в тот вечер, пока не явился Давид и не поставил жирный крест на возможной общей судьбе с главным преступником Нью-Йорка.
Это неслучившееся обстоятельство пробирало порой до дрожи. Потерять Ее навсегда Давид не готов и не смог бы дальше жить.
Это был бы конец его империи. Это верная смерть.
— Давид, может, ты поможешь мне, — умоляюще простонала Лана, видя, как Миа, взлетела на второй этаж особняка с громким хохотом.
Она выпрямилась, и шелковая туника на животе Ланы нежно очертила выдающуюся округлость.
— Если только ты ночью обязательно со мной рассчитаешься, — и его широкая ладонь прошлась по черным прядям, спускаясь к животу, поглаживая по бархатной коже, беременную жену.
— Только попробуй сбежать в этот раз из родильного зала! — и Лана задорно хлопнула его по предплечью.
Давид мягко прикоснулся губами к ее виску.
Теперь он готов на все.
Ради Ланы, ради дочки, ради настоящей семьи, где он обрел свое истинное счастье.
