Книга Невыносимая шестерка Тристы - Пенелопа Дуглас

— Ты не должна была уходить.

Все остальные сдались.

Она обнимает меня некоторое время, и я не знаю, она это или я, но мы прижимаемся друг к другу все крепче.

— Что ты делаешь? — шепчет она мне в ухо, и я чувствую слезы на ее щеках. — Что ты со мной делаешь, Клэй?

И я понимаю, что она не держит меня. Лив держится за меня, потому что не я одна так одинока.

— Что тебе нужно? — спрашивает она. — Скажи мне, что тебе нужно.

— Только это, — отвечаю я. — Просто не двигайся, Лив. Пожалуйста, не уходи.

Мои родители дают мне все, что бы я ни пожелала, потому что не хотят ссор. У мамы больше нет сил воспитывать меня, а отец считает, что лучше проводить время в другом месте. Лив была всем, что у меня осталось. Я старалась причинить ей боль, чтобы иметь значение.

Я жила ради нее, моего врага, которого никогда не хотела победить. Борьба, которую я не хотела заканчивать.

Но, Боже, ее руки. Ее прикосновения. Ее ровный голос.

Больше.

Открыв глаза, я смотрю на нее и вытираю слезы.

— Я передумала, — говорю ей, когда мы встречаемся взглядами. — Думаю, мне нужны углеводы.

Четырнадцать

Оливия

Я жую пиццу, поглядывая на Клэй. Она только что вышла из душа, одетая в шорты для сна с изображенными на них синими осьминогами и белую рубашку хенли [13], ее волосы все еще мокрые. Несмотря на то, что в комнате есть маленький круглый столик с двумя стульями, мы сидим на ковре, около окна гостиничного номера на шестом этаже, между нами лежит открытая коробка из-под пиццы.

Наши взгляды встречаются, но мы почти ничего не сказали с тех пор, как она сломалась в ванной час назад.

Сейчас мы наслаждаемся неловкой тишиной, но это не борьба, а что-то другое.

Может, это игра. Способ заманить меня, чтобы не потерять свою любимую игрушку для битья.

Но все-таки мне кажется, что произошедшее в ванной было настоящим. Просто сложно поверить во что-то искреннее от нее. Хотя мне так сильно этого хочется.

Но почему мне этого хочется?! Я пытаюсь найти в ней что-то хорошее. Зачем?

— Мне жаль твоего отца, — тихо произносит Клэй.

Оглядываясь, я вижу, как она берет кусочек пиццы и кладет его в рот.

Я пожимаю плечами:

— Это случилось восемь лет назад.

Я откусываю от своего кусочка. Она заказала пеперони. Мою любимую.

Она кивает:

— Я знаю. Он хотя бы ушел быстро.

В отличие от ее брата. Коллинзы могли позволить себе бороться с лейкемией, но это только продлевало его страдания. Хотя, думаю, они должны были попытаться.

— Сожалею о Генри. — Мой голос похож на скрежет, и я не понимаю почему. — Я иногда видела вас вместе. Ты была хорошей сестрой.

Мой отец умер задолго до того, как мы с Клэй познакомились, но Генри ушел всего несколько лет назад.

Она все еще не смотрит на меня, только кивает, и я вижу, как она сглатывает.

Клэй берет еще один кусочек пиццы. Что происходит у нее в голове?

— Тебе нравится? — спрашиваю я.

Она поднимает взгляд, ее глаза все еще красные от слез.

— Да, а что?

— Обычно ты выбираешь полный набор.

Оливки, перец, лук, колбаски… Она любит, когда начинки много. После стольких лет совместной игры в лакросс я в курсе, какую пиццу она заказывает.

Клэй подносит кусочек ко рту.

— Эта вкусная.

Я улыбаюсь сама себе. Я ценю эту жертву. Пеперони — моя фишка.

— Почему ты ненавидишь меня? — почти сразу же интересуюсь я. Не пойму, почему хочу это узнать. Может, так у меня наконец появится возможность поговорить с ней. — Точнее, почему ведешь себя так, словно ненавидишь меня?

Она смотрит на меня, открывает рот, но ничего не отвечает. Потом опускает взгляд, и на глаза наворачиваются слезы.

Но Клэй незаметно смахивает их и прочищает горло.

— Ты не обязана возвращаться в школу.

Она меняет тему, но я не возражаю.

— Знаю.

— Но я буду скучать по тебе, — добавляет она, и ее голос такой же тонкий, как игла, и так же легко проникает в мою кожу.

Мне нужен воздух. Она зациклилась на мне, верно? Потому что у нее больше ничего нет. Только и всего, так ведь? Она больше не может меня контролировать, потому что я начала давать отпор. Она нуждается во внимании, и, если для этого потребуется переспать со мной, она сделает это. Вот на что она рассчитывает?

Ты не должна уходить.

— Никто не оставлял тебя, Клэй, — говорю я. — Твоего брата забрали. У него не было выбора.

Она не одна.

— А твои родители… — продолжаю я. — Возможно, у них много проблем, но они здесь. Они любят тебя.

Требуют твоего внимания так же, как ты моего. Почему нет?

— Ты чувствовала, что твоя мама любила тебя? — спрашивает Клэй. — Ты помнишь ее?

Я кладу кусочек пиццы в рот, напрягаясь от того, как она так ловко уклоняется от темы.

— Да, помню. И нет, не думаю, что она любила своих детей.

Мама всю жизнь боролась с психическими расстройствами, но мой отец изо всех сил старался помочь ей справиться с ними. Но после того, как он ушел, ей просто не за кого было держаться.

— Ты не скучаешь по ней? — продолжает расспрашивать она.

— Нет.

Она поднимает брови, ее вызывающий взгляд говорит, что я вру.

— Мне бы хотелось, чтобы она была другой, — поясняю я. — Но я бы не хотела, чтобы она вернулась такой, какой была раньше. Лучше не иметь матери вообще, чем иметь плохую мать.

Чувство вины окутывает меня. Возможно, это жестоко. Мамины проблемы не были ее виной. Я знаю это, но просто сложно по-настоящему поверить в это. Трудно поверить, что пренебрежение нами она не могла контролировать. Все вокруг учат, что наше поведение на сто процентов зависит от нас самих.

— Если бы я могла вернуться в прошлое и снова прожить эту жизнь, я не уверена, что родила бы детей, — цитирую я для Клэй. — Вот что она написала в письме.

Я бросаю пиццу обратно в коробку и отряхиваю руки, прежде чем прижать колени к груди.

— Теперь это звучит ужасно, но в то время это не причинило настоящую боль. — Я смотрю на нее. — В любом в случае, тогда все было дерьмово, и я не ожидала большего. Братья пытались решить свои проблемы, совершали глупые поступки, из-за чего отец постоянно испытывал стресс во время болезни. Но на самом деле тогда я чувствовала себя намного счастливее, чем сейчас. За закрытой дверью моей комнаты с музыкой и книгами существовал идеальный мир. Мне не нужно было ни с кем иметь дело. Они просто оставили меня в покое.

— Жизнь такая маленькая, когда ты ребенок, — Клэй не отрывает взгляд от пиццы. — Мы привязываемся к тому, что можем контролировать, и сопротивляемся тому, что не можем.

— Да, — точно. Я удивлена, что она так легко выразила это