и гуннами» (вполне в духе эпохи смешивая древнюю историю и современную этнографию) в том же смысле, что и анонимный автор памфлета в Великобритании в 1746 г. в отношении британских подданных в Горной Стране: «Важнейшее различие между регулярными и иррегулярными войсками во все века и у всех народов — это различие, обнаруживаемое здесь, между горцами и британскими солдатами»[482].
Ну а с точки зрения состояния административной этнографии «Хайлендской проблемы» можно констатировать, что, когда в 1715 г. вспыхнул очередной якобитский мятеж, впервые завершившийся вторжением горцев из Шотландии в Англию, власти, привыкшие купировать якобитизм в Горной Стране выплатой пенсий, так же слабо представляли себе врагов Славной революции в Хайленде, как и во время зарождения якобитизма в крае в 1689 г. Герцог Аргайл, являя собой исключительный случай, подтверждал это общее правило.
«Здесь никто не может позабыть надуманный замысел, затеянный генералом Кэдогэном в начале минувшего февраля, благодаря которому он убедил двор в возможности преследовать мятежников в их же горах, — прокомментировал усилия командующего королевскими войсками в Шотландии генерала Уильяма Кэдогэна, сменившего на этом посту герцога Аргайла, по умиротворению Горной Страны весной 1716 г. Данкан Форбс из Каллодена. — Никто не может позабыть, как тот же генерал, под различными предлогами откладывая экспедицию до апреля, затем ее предпринял, полагаться на успех не имея возможности»[483].
Излагая соратникам летом 1716 г. свою версию описанных Форбсом событий, Джон Кэмерон из Лохила, XVIII вождь клана Кэмерон, указывал, что о маршрутах войск генерала Кэдогэна знал заранее, сопротивление прекратил лишь в свете решения других вождей мятежа затаиться в горах, а клансменам советовал не терять присутствия духа и быть готовыми выступить за дело «законного суверена», — ни то ни другое британская армия в Горном Крае выявить и вытравить не в состоянии[484].
Иными словами, вождь одного из самых многочисленных, влиятельных и беспокойных кланов на стороне изгнанных Стюартов подвел итог первым шагам отдельных чинов и агентов правительства в этнографии «Хайлендской проблемы» — в хайлендской политике Лондона таковая почти не присутствовала. Взбунтовавшихся подданных в крае еще предстояло узнать, вычислив этнографическую формулу «мятежного» горца.
Представляется весьма показательным, что даже сам генерал Маккей, ветеран регулярной армии и участник полупартизанской войны в шотландских горах, видимо, не придавал приобретенному им опыту «Горной войны» особенного значения. Во всяком случае, в составленных им в 1693 г., незадолго до гибели во время осады Штейкирка в Нидерландах, «Правилах войны…» о «преимуществах горцев» нет ни единого слова[485]. «Правила войны…» генерала Маккея (более известные как «Книга упражнений короля Вильгельма») переиздавались до 1727 г. включительно. К тому времени генерал Уэйд уже три года пребывал в должности командующего королевскими войсками в Шотландии, умиротворяя Горную Страну и фактически заново открывая этнографические особенности «взбунтовавшихся» горцев.
«Сухопутная пиратская война»: «война партизанских отрядов»
Там, где остановились в своих весьма поверхностных этнографических комментариях генерал Маккей и герцог Аргайл, их начинания с опорой на значительно более основательные полевые исследования продолжили в 1724 г. лорд Ловэт, лорд Грэндж, генерал Уэйд и, несколько позже, лэрд Каллоден, к которым после 1746 г. присоединятся генералы Кеппел, Блэнд, лорд Милтон и, конечно, сам герцог Камберленд. Выработанный ими новый, панорамный и системный взгляд на «Хайлендскую проблему» был, несомненно, шире сугубо утилитарного содержания аналитической категории «Горной войны» и сравнительной перспективы истории сопротивления венгерских и севеннских мятежников, хотя генерал Уэйд, рассуждая о возможностях регулярной армии в Горной Шотландии, также обратился к сравнительному опыту Парижа в Севеннах[486].
В новых обстоятельствах, связанных с проснувшимся интересом Лондона к своей гэльской окраине, объектами этнографического интереса стали не только особые военные навыки горцев, порожденные «диким» и «варварским» образом жизни в горах. Характерные особенности их участия в мятежах якобитов, связанные с этими «природными» военными навыками, визуализация этнографических различий «мятежных» и «лояльных» горцев, сфокусированная на «горском наряде», и теневая экономика Горной Страны, основанная на «черной ренте» и взаимообусловленная, как полагали, воинственным и мятежным характером местного общества, также попали в поле этнографического зрения ответственных за умиротворение Горного Края чинов («черная рента» являлась объектом пристального изучения комментаторов в контексте анализа политэкономии «Хайлендской проблемы»).
Язык колониального знания и характерный для него стиль этнографического описания социально-экономических и политических реалий Хайленда при этом не должен вводить в заблуждение. Стереотипы, кочевавшие из отчета в отчет, отражали не только стремление комментаторов использовать положение «эксперта по Горной Стране» для решения определенных карьерных задач. По этой же причине такой объективистский подход к постижению местных реалий можно рассматривать и как попытку выявить некое усредненное, универсальное значение социального капитала местных элит и modus vivendi сетей обмена им в феодально-клановой системе между вождями, магнатами, клансменами и арендаторами[487].
Таким образом, стереотипы восприятия Горной Шотландии были связаны с «включенным наблюдением» этнографов по роду занятий и администраторов по служебным обязанностям. Целесообразно проанализировать эти аспекты этнографии «Хайлендской проблемы», соответствовавшие уровню этнографического знания британских чинов о Горной Стране, что позволяет реконструировать основные этапы предпринятого ими анализа «Хайлендской проблемы» и, следовательно, глубже вникнуть в особенности функционирования механизма принятия решений по умиротворению и «цивилизации» этой гэльской окраины.
Трудности перевода, с которыми столкнулся в Горной Шотландии еще генерал Маккей, побуждали многих комментаторов сосредоточиться на описании визуальных наблюдений, акцентировать внимание на внелингвистических аспектах местной культуры («горский наряд»). Однако для создания этнографического портрета «мятежного» горца, который более полно и многогранно отражал бы наиболее значимые с практической точки зрения этнографические особенности «Хайлендской проблемы», требовалось иное ведение местных реалий, в рамках административной этнографии выразившееся в расширении толкования и значения «Горной войны».
Словарь и стиль этнографического письма применительно к введенному генералом Маккеем понятию обогащались двумя основными путями. Во-первых, комментаторы выясняли влияние клановой системы Хайленда на особенности военной организации горцев. Во-вторых, анализировались возможности регулярной британской армии по решению «Хайлендской проблемы» в непривычном географическом, этнографическом и социокультурном окружении.
Представление о том, что клан являлся еще и полком, с вождем вместо полковника, его ближайшими родственниками (имевшими аристократическое происхождение в том смысле, в каком это часто понималось и принималось только в Горной Стране, и принадлежавшими в иерархии клана к категории так называемых «тэкменов» (tackmen), или «добрых людей» (goodmen), получавших от вождя в аренду землю, сдававшуюся в субаренду остальным членам клана) на должностях офицеров и рядовыми клансменами вместо солдат, отличало восприятие социальных порядков в Горной Шотландии по обе стороны Грэмпианских вершин и на всем протяжении существования «Хайлендской проблемы» в 1689–1759 гг.[488]
Для наглядного примера достаточно обратить внимание на то, в чем, вернее в ком, ответственные за умиротворение края чины и
