Ситуацию с Ярославским Никита Сергеевич запомнил еще по одной причине. Старый член партии и заместитель председателя Комиссии советского контроля при СНК СССР Р.С. Землячка (к слову, в 1919 г. она также примыкала к «военной оппозиции»), возмущенная этим случаем, обратилась в ЦК ВКП(б). Ярославский был одним из тех, кто критиковал действия МГК и Моссовета по вырубке старинных скверов в угоду широким магистралям. Именно к нему на февральско-мартовском пленуме под одобрительные реплики зала обратился Хрущев: «Оттого, что мы рубим деревья, т. Ярославский, мы рубим там, где надо, для того, чтобы перестроить город Москву, чтобы это была столица, а не деревня, и чтобы покончить с мнением, что Москва – это большая деревня. Надо, чтобы Москва была настоящим первоклассным столичным городом. […] Это относительно рубки деревьев, т. Ярославский, потому что вы это сказали, и я получаю письма, а также некоторые слезы в жилетку в кулуарах. Я пользуюсь случаем на пленуме ЦК сказать, что это неправильно. Нельзя город Москву улучшать и бояться сковырнуть какое-нибудь дерево, церквушку или снести какой-нибудь хлам». На Московской городской партконференции, вспоминая всех тех, кто «слезу пускали на пленуме ЦК», Никита Сергеевич заявил: «Нельзя интересы всего города приносить в угоду лицам, живущим на этом клочке»[516].
Действия Хрущева в отношении Ярославского можно было расценивать как нарушение инструкции Политбюро о порядке проведения выборов и со стороны очень напоминали личную месть. Никита Сергеевич вспоминал: «Она писала, что хотела бы указать на ненормальное положение, которое сложилось на городской партийной конференции в Москве: по делегациям велась недопустимая работа против Ем. Ярославского, его порочили как члена партии и призывали не избирать в состав городского партийного комитета, хотя при обсуждении кандидатур для выборов никто ему отвода не давал» [517].
Ситуация действительно была щекотливой. Пункт 4 инструкции недвусмысленно указывал, что выдвижение и обсуждение кандидатур должно было происходить «непосредственно на самой партийной конференции»[518]. Позднее, при личной беседе с Землячкой, Хрущев объяснил ситуацию с Ярославским и роль в этом деле ЦК. Никита Сергеевич даже убеждал, будто инструкции его действия не противоречили – «есть ведь право у каждого члена партии, у каждого делегата, который не выступал на пленарном заседании конференции, высказать потом свое мнение среди делегатов»[519]. И хотя конфликт был исчерпан, в партийных верхах усилий Хрущева не оценили: «Но меня упрекали, что я не справился с поручением ЦК»[520]. Возможно, неудовольствие со стороны ЦК ВКП(б) вызвал сам факт огласки неудачного закулисного отвода Ярославского.
Впрочем, на городской партконференции кандидатура Маленкова также подверглась в ходе выборов серьезному обсуждению. И происходило это строго по разработанной его отделом инструкции. На июньском пленуме ЦК КПСС 1957 г. Хрущев припомнил своему политическому сопернику: «Товарищ Маленков, сколько Вас держали на этой конференции на трибуне? Я не был, так мне сказали: Маленкова уже держат сколько времени. Я приехал и выручал тебя, чтобы не растерзали на этой конференции. Тебя допрашивали, кто ты такой, откуда появился»[521]. Уже на пенсии Хрущев вспоминал этот эпизод подробнее: «Маленков стоя давал объяснения. Мне сказали, что он уже час или больше стоит, и каждый его ответ рождает новый вопрос о его партийности и о его деятельности во время Гражданской войны. Рассказывал он нечетко и не очень связно. Складывалась ситуация, при которой Маленкова могли провалить. Как только Маленков закончил и сошел с трибуны, я выступил в его поддержку, сказав, что он нам хорошо известен и что его прошлое не вызывает никаких сомнений. Он честный человек и отдает все, что имеет, партии, народу, революции… Маленков остался в списках» [522].
Действительно, когда Г.М. Маленков, рассказывая автобиографию, упомянул о службе добровольцем в годы Гражданской войны в Оренбургском полку. Это спровоцировало неудобные вопросы. «В Оренбурге были белые»? – спрашивал один из делегатов, а после утвердительного ответа кандидата спешил сделать вывод: «Значит, был с белыми?». Хрущев поддержал Маленкова: «Я считаю, что такие вопросы могут ввести в заблуждение конференцию. На территории Оренбурга могли быть в то время белые, но т. Маленков не был на их стороне»[523].
Поддержка Сталина помогла Хрущеву избежать участи Маленкова. В 1957 г. он мог с гордостью заявлять: «Я пришел на партийную конференцию и рассказал. Наверное, был две минуты на трибуне, меня слушали немного. Как только я вышел, сказали: “Оставить в списках”»[524]. Это же он повторил годы спустя уже в воспоминаниях: «Дошла очередь до моей фамилии. Алфавит ставил меня в конце всех списков. Я рассказал конференции так, как советовал Сталин. Но на Сталина я не ссылался. Когда кончил, вопросов не было, дружно как-то крикнули: оставить в списке для голосования. Я был избран тогда абсолютным большинством голосов»[525].
Всего из 658 делегатов, избранных на конференцию, в голосовании 28 мая участвовало 594 делегата. Не все выдвинутые в состав МГК кандидатуры прошли испытание тайным голосованием. Так, из 76 кандидатур, выдвинутых в члены МГК, большинством голосов было избрано 65, а из 24 кандидатов, предложенных в члены МГК, – 20. Лишь 9 претендентов в ревизионную комиссию МГК прошли выборы в полном составе [526].
Сталин держал в поле зрения ход этой конференции: члены Политбюро Л.М. Каганович и М.И. Калинин присутствовали во время прений по отчетному докладу 24 и 25 мая соответственно[527]. В день закрытия городской конференции – вечером 28 мая – Хрущев был на приеме у Сталина. Встреча длилась 10 минут. Возможно, столько времени заняло согласование со Сталиным итоговой резолюции конференции – об этом в своих мемуарах вспоминал Никита Сергеевич. Сталин вычеркнул непонравившиеся ему абзацы в политической и оценочной части резолюции[528]. Видимо, контроль со стороны Сталина повлиял на общее настроение конференции, которая признала политическую линию МГК ВКП(б) правильной и практическую работу удовлетворительной[529].
