владели Табризом, разрывая его на куски, их не удовлетворяло приобретенное, они не довольствовались незначительными повинностями, разевали жадные рты и не боялись: ведь не входят в пещеры, если ключами [служит] страх.
Подобно прожорливому киту, которого ничто не насыщает:
он страдает от жажды, хотя пасть его в море.
Когда султан ознакомился с его письмом, оно влило в него яд ехидны и горечь отравы. Он решил вернуться в Табриз, полагая, что здесь изменилось настроение и приключилась болезнь, требующая обязательного лечения. Он собрал эмиров правого крыла войск у входа в свой шатер, и к ним вышел один из его хаджибов, который сообщил следующее: «Мы узнали о вашем нерадении на поле брани и о вашем взаимном согласии повернуть вспять, когда грузины нападут на вас, [уже] в то время, когда Аллах даровал нам победу и торжество и ниспослал злые мучения на тех, кто не верует. Мы простим вам, когда мы убедимся, что вы в этой стране перевернете все вверх дном своими набегами до того, как мы возвратимся к вам».
Они заверили его в этом, и султан приставил к ним двух правителей Сурмари в качестве проводников к теснинам страны Абхаз и ее горным проходам.
Рассказал мне Хусам ад-Дин Хидр, а он был моим большим приятелем: «Мы находились с ними в [стране] Абхаз три месяца, непрерывно совершая набеги, пока совершенно не опустошили ее и не испытали ее жителей великими бедами, и стали дешевы грузинские рабы: их невольника продавали за два или три динара. Даже те из грузин, что спасались со своим скотом за перевалами, не были избавлены от набегов. Мы преследовали их до какого-либо перевала, останавливались и предостерегали [наших воинов], чтобы они не проходили [дальше], сообщая им, что за ним лежат теснины. Однако они не обращали внимания на это и шли дальше по одному или группами. Через два-три дня они возвращались с добычей и пленными. И унизил Аллах грузин перед ними. Они (воины) /139/ заставляли их спасаться из одного ущелья в другое, проливая кровь одной их группы вслед за другой, и достигли тех мест, где [еще] не развевалось знамя ислама и где не были прочитаны ни одна сура и ни один айат [Корана]».
Султан возвратился в Табриз, и Шараф ал-Мулк предстал перед ним с лжецами и негодяями, которые засвидетельствовали против ат-Тугра'и и сына его брата то, что ранее было передано султану, — ложь, для которой Аллах не создал ни головы, ни хвоста, и ее не укрепляют ни кольями, ни веревкой.
Султан приказал схватить их обоих. Что касается ра'иса [Низам ад-Дина], то его убили тут же и оставили труп на улице. А ат-Тугра'и был заточен в тюрьму и оштрафован на сумму более чем сто тысяч динаров, что было для него чрезмерным, и из-за этого его постигла бедность. Из этой суммы поступило в султанскую казну меньше тридцати тысяч динаров.
Затем он под охраной был переведен из Табриза в Марагу. Шараф ал-Мулк же неустанно продолжал плести интриги и затевать хитрости, чтобы погубить его, пока не получил печать [на указе] султана о его казни. Но Аллах пожелал продлить жизнь этого благородного вельможи и садра, которому не было ни подобия, ни замены. Его смерти не хотел человек, который был на'ибом дивана Джалал ад-Дина в Мараге. Он и снабдил его конями, и ат-Тугра'и скрылся под покровом ночи. Затем он отправился в Ирбил[514], а оттуда в Багдад и совершил хаджж в шестьсот двадцать пятом году[515]. Когда люди собрались вокруг Ка'бы, он стал с Кораном на голове под ее водосточным желобом, а [вокруг] стояли паломники из разных стран. И в присутствии наместника султана, [ответственного за хаджж], ат-Тугра'и сказал: «О люди! Уже сошлись все мусульмане на том, что у Аллаха нет на Его земле места более возвышенного, чем это, и дня более величественного, чем этот день, и нет более почитаемой и великой Книги, чем эта Книга! И я клянусь этими тремя, что все приписанное мне Шараф ал-Мулком не что иное, как клевета и ложь!» И он скрепил это суровой клятвой в своей невиновности, [как присягают повелителю]. И разъехались /140/ люди по домам: кто в Сирию, кто в Ирак, одни на запад, другие на восток, и каждая группа [паломников] говорила об этом событии по пути домой и на родине. Слухи об этом дошли и до султана, а когда прибыл амир ал-хаджж и засвидетельствовал все то, что он видел на месте (в Мекке), султан убедился, что ат-Тугра'и невиновен. Он раскаялся в том, что совершил, стыдясь того, в чем он отклонился [от истинного пути], печалясь из-за дурной славы, которую он приобрел надолго[516].
Увы! Где оно, раскаяние, когда в домах нет их обитателей и люди эти истлели под пластами сырой земли! И сказал Аллах всевышний: «О вы, которые уверовали! Если придет к вам распутник с вестью, то постарайтесь разузнать, чтобы по неведению не поразить каких-нибудь людей и чтобы не оказаться кающимися в том, что вы сделали»[517].
Затем султан обещал ему (ат-Тугра'и) безопасность, вернул его в Табриз, возвратил ему его владения после того, как они пришли в запустение, и его стали приглашать в качестве советника. Да!
Султан находился в Табризе, соблюдая пост в [месяце] рамадан. Он приказал воздвигнуть минбар в султанском дворе и назначил поименно тридцать улемов из разных областей и достойных ученых, находившихся здесь по своим делам. Каждый из них читал проповедь один день, а султан в это время сидел во дворце перед минбаром, благодарил тех из них, которые, читая проповедь, говорили правду, и упрекал тех, кто преувеличенно восхвалял [его] и говорил неправду. Садр ад-Дин ал-'Алави ал-Мараги[518] — да смилостивится над ним Аллах — был в числе тех, кого он благодарил.
Глава 50
Рассказ о том, как султан овладел Гянджой и другими городами Аррана
Когда султан, покинув Грузию, остановился на время в Табризе, он послал Ур-хана с его людьми в Гянджу, и тот взял в свои руки управление ею и округами, присоединенными к ней, такими, как Байлакан, Барда, Шамкур и Шутур[519]. Наместником атабека [Узбека] здесь был ра'ис Джамал ад-Дин ал-Куми, обладавший богатством и деньгами, могуществом и обширной властью. Он сдал Ур-хану город, изъявив готовность служить ему, оставив за собой то, что он приобрел из благ, и Ур-хан
