— Двести, пять литров.
— Давайте.
И я потащилась с канистрой обратно. Меня качало, силы были на исходе.
Облив все трупы, я поднесла зажигалку — не горит!
«Что же мне подсунул дед? Чёрт!»
Я попробовала ещё раз, но результат тот же.
«Вроде бы пахнет топливом… — недоумевала я. — Почему солярка не горит? Наверное, нужен именно бензин…»
Пропсиховавшись и побившись кулаками о стену, я пошла обратно в деревню. Чтобы избежать опасности быть снова пойманной, я отправилась к тому же старику и спросила, где ближайшая заправка. Он сказал, что километра три прямо по дороге, но можно зайти к соседу, он охотник, часто ездит, у него должен быть бензин. Только услышав про охотника, я тут же решила идти к заправке. Денег хватило едва-едва.
В конце концов, я подожгла трупы. Получилось. Горело жарко. Надо было скорее уходить, а я стояла и смотрела, как завороженная, на пламя, пока мне не послышалось эхо чьих-то шагов. Я побежала в соседний дверной проём и выпрыгнула в окно, это был первый этаж. За мной никто не гнался, но я бежала, пока хватало дыхания. Мужские штаны сваливались с бёдер, приходилось придерживать их руками.
Это был какой-то болотистый молодой ивовый лесок, под ногами чавкала грязная вода, непригодная для питья. Время от времени взлетали потревоженные мной утки и ещё больше напоминали о еде. Я ощущала, как мои шаги становятся всё более слабыми, как силы покидают меня.
Уже под вечер я набрела ещё на одну деревню, но не стала стучаться ни в чей дом, а просто залезла в первый попавшийся огород и наелась там ягод и недозрелых персиков.
Я уснула в каком-то незапертом хлеве на сене и проспала до полудня, а то и больше. Встрепенулась, только когда увидела над собой людей.
— Это какая-то бродяга. Не бойся, — обратилась к своей спутнице пожилая женщина с добрым лицом.
Другая, что помоложе, сходила в дом и принесла мне кружку молока, которую я с удовольствием выпила.
«Просто люди… слава богу…» — отлегло у меня.
— Спасибо вам большое, простите, что я к вам залезла.
— Ну так ведь ничего же не украла.
— Мне ничего не надо, только скажите, как называется эта деревня?
— Терешки.
— Это далеко от В… Нижнего Волчка?
— Ну, километров пятнадцать, наверное, будет, если по дороге, ещё есть тропа через лес…
Чтобы избежать лишних расспросов, я поспешила уйти. Без обуви соваться в лес, да ещё с опухшими ногами, — это каторга, поэтому я решила идти по обочине.
В грязном мужском тряпье никто не хотел сажать меня к себе в машину, поэтому весь путь я проделала пешком. Мне встретились два пожилых жителя ущелья, которые везли на велосипедах воду с источника, они великодушно дали мне напиться.
Руки и ноги перестали слушаться меня, словно я, оглушённая жестокой реальностью, только что вырвалась из мышеловки. Я присела отдохнуть под дикорастущей пыльной яблоней в том же месте, где мне встретились старички с водой; они двинулись дальше, не стали задавать вопросов, но несколько раз оглядывались на меня, затем их сухощавые силуэты скрылись за поворотом.
До родного села я добралась только к ночи. Ни боли в мышцах, ни царапин на ногах я уже не чувствовала — всё гудело. Пришлось спать на скамейке, рядом с могилой папы, потому что мать, долго не раздумывая, сдала бы меня.
Дрожа от холода, но чувствуя себя в безопасности, я провела ночь.
— Папа, один ты не поддался бы всеобщему безумию. Почему все так ненавидят друг друга? Кто показал людям Верхний Волчок? Что если волкам напасть на деревню через обрыв и порезать там всех? Папа, подскажи, умоляю, дай знак, что сделать, чтобы вся эта война прекратилась? Твоя Диана уже не та, что была год назад, и я не представляю, как со всем этим теперь жить. Что сказать Дилану? Дадут ли мне встретиться с ним? — мне показалось, что папа ответил, — Да, ты говоришь, что мне надо скорее ехать к нему и выложить всю правду… Спасибо, папа, я люблю тебя.
Утром я взяла свои вещи из тайничка под памятником и направилась домой. Во мне теплилась надежда, что мама и Света на работе, и я беспрепятственно смогу помыться, переодеться и украсть хоть сколько-то денег, потому что от трофеев, вытащенных из карманов трупов, осталась одна мелочь.
На этот раз запасного ключа над косяком не оказалось, поэтому лезть в дом пришлось через открытую форточку. В самый неловкий момент в комнату вошла Света. Едва держащиеся на бёдрах мужские джинсы, наконец, съехали, и я глухо свалилась на пол.
— Диана?
— Привет, Света, давно не виделись, — сказала я, снова натягивая тряпьё на голое тело.
— Тебе не стоит тут быть. Тебя искали какие-то люди, они приходили уже два раза.
— Спасибо за честность, — я рада была слышать её голос, хоть он и был сухим и безрадостным.
Света стояла и не знала, что ей делать и что говорить. Я попросила не сообщать маме, что я дома, но не было гарантий, что Света тоже не предаст меня. Надо было всё делать быстро… а под душем хотелось стоять и стоять, смыть с себя всю грязь.
После душа я сама заварила себе чай с мятой и съела бутерброд.
— Как твои дела? Почему ты всё это время не выходила на связь? — спросила я.
— Мама сказала, что там, где ты, теперь опасно, что ты уже — не совсем ты.
— Это мама сказала, потому что никак не может понять меня! Но ты-то! Мы же с детства делились друг с другом всеми секретами!
— Да. Но мама права… — прошелестел голос Светы.
— Да, права, и не дай бог тебе увидеть то, что видела я!
Света расклеилась.
— Мама ничего не говорила про Дилана?
— Он в городской больнице, я слышала их разговор. Он просил маму, чтобы никому не сообщала о случившемся, но она сказала, что не будет выгораживать тебя.
Я выдохнула. Захотелось к нему. Собрав небольшой пакет с необходимыми вещами, я вспомнила о главном:
— Мне нужны деньги на такси.
Она принесла мне две тысячи из своей заначки, я взяла только половину.
— Не ходи на вокзал, — предупредила она.
— Спасибо, знаю. И помни: ты всегда останешься моей сестрой, не верь тому, что я монстр и всё такое… Я такая, какой сделала меня природа, и у меня есть своё вполне конкретное предназначение.
— Да. Хорошо… Диана, возьми солнечные очки, вот, — она протянула мне свои. — Тебя легко узнать по глазам.
Я подошла и обняла её. Уходя, я чувствовала её любовь, чувствовала, что она с радостью помогла мне, а ведь ей с большим трудом давалось формировать собственное мнение о чём-либо.
Тряпье, позаимствованное у трупов, я выкинула в мусорный бак на улице, совершенно не было времени на разведение костра.