— Что значит, разбежались? — не понял я. — А подраться?
Сабина покачала головой, стукнула меня кулачком в плечо.
— Что-нибудь известно о княжнах? — спохватился я. — Скажи, что с ними всё в порядке.
Я нырнул в карман за телефоном, попытался включить, но увидел сообщение, что в батарее не осталось заряда. Сабина посмотрела на меня осуждающе, когда я принялся тихо ругаться на итальянском.
— Прости, — сказал я. — Сейчас барьер уберу, надо только сосредоточиться, а то руки дрожат. Недавно ведь из отпуска вернулся, а уже устал на целый год вперёд.
— И хотел драться в таком состоянии?
— Надрать кое-кому задницу сил у меня хватит.
Вздохнув, я решительно отпустил контроль над силой. Барьер послушно исчез, обдав нас лёгкими брызгами воды. Дождь к утру закончился, но небо по-прежнему было пасмурным, с низкими тяжёлыми тучами. Вокруг же было шумно, во дворе работал дизельный генератор, звук которого я слышал сквозь барьер. Там же развернули два больших шатра, установили столы и огромные лампы, до сих пор светящиеся мягким жёлтым светом. В ближайшем шатре я заметил братьев Орловых, в знакомых комбинезонах, их военного начальника и главу полиции. А вообще, суеты вокруг было много. Оглянувшись, я посмотрел на то, что осталось от дома, и погрустнел. Порушили его знатно, немного подкоптив огненными техниками. Участок пола, оставшийся целым и невредимым, смотрелся нелепо посреди окружающего разгрома.
Взяв за руку Сабину, я помог ей перебраться через завалы к лестнице. У спуска дежурил незнакомый мне мужчина лет сорока, в дорогом костюме и со сложенным зонтом-тростью в руках. Он нетерпеливо мерил шагами площадку у лестницы. Недалеко от него стояла женщина в плаще, которая увидела нас, всплеснула руками и бросилась навстречу, зачирикав на итальянском. Она едва не вырвала из моих рук ладонь Сабины, успев её обнять и осмотреть, не пострадала ли она. Мужчина поспешил ей на помощь, а в его взгляде мелькнуло облегчение.
— Позвоню тебе, как только освобожусь, — сказала Сабина, глядя на меня обречённым взглядом. Её уже вели к дорогой чёрной машине, на которой красовался флажок Италии.
Я помахал ей рукой, очень надеясь, что отец заберёт её домой и одной проблемой у меня станет меньше. И хорошо бы герцог не сильно осерчал на то, что втянул его дочку в неприятности, едва не стоившие ей жизни.
На больших оранжевых ящиках, справа от шатров, я заметил командора Ливио, над которым хлопотала Милена. Голова у итальянца была обильно забинтована, и Сова пыталась понять, промокли ли бинты. В самом шатре меня тоже заметили, но я решил сначала поговорить с Ливио.
— Шеф, — он попытался встать, но Милена положила ему руку на плечо, не дав подняться.
— Сиди уже, — недовольно сказала она и посмотрела на меня. — Шеф, отправь в больницу этого упёртого болвана. Он ведь меня понимает, но упирается, как…
Ливио на русском говорил примерно так же, как Милена на английском, то есть, с горем пополам. Интересно, как они находят общий язык? Я заметил несколько парней из отряда итальянцев, хмурых из-за того, что их не пропустили сюда с тяжёлым вооружением.
— Потерь нет, — сказал Ливио. — Микель из группы прикрытия сильно обгорел и Марко посекло осколками.
— А что с остальными? Где Алан?
— Он там, — Ливио показал на второй шатёр. — Что с другими я не знаю.
— Хорошо, — сказал я. — Езжай сейчас в больницу, присмотри за парнями. Если будет что-то нужно, звони.
— Да шеф, — он кивнул.
— Милена?
— Да, я поняла, — ответила тем же тоном. — Присмотрю за ним.
То, что не было потерь, меня немного успокоило. Каждый раз, слушая отчёт об очередной операции, внутри что-то сжимается в ожидании плохих новостей и, узнав, что всё хорошо, искренне радуешься. Вроде бы за столько времени можно было привыкнуть к плохим новостям, но не получается.
Алана я действительно нашёл во втором шатре, сейчас больше похожем на склад. Я уже понял, что ночью пострадал не только мой дом, но и несколько соседних. К примеру, дом, стоявший слева от нас, просто исчез. Перед его забором до сих пор дежурила карета скорой помощи и машина спасателей со спецоборудованием. Я сразу и не сообразил, зачем нужно было разрушать соседние дома.
Дожидаясь меня, Алан отдыхал на раскладном стуле, листая что-то на экране телефона. Выглядел он вполне себе бодро и невозмутимо, разве что слегка промок.
— Привет, — я опустился на соседний стул.
— Утро, — он не стал добавлять «доброе» к приветствию.
Алан огляделся, сделал непонятный вращательный жест указательным пальцем и приложил его к губам. Я понятливо кивнул, чувствуя разлитую в воздухе силу. Набрав на телефоне пару фраз, он показал мне. Было написано, что Василий и девушки успешно покинули район.
— Устал, поэтому ночью срубило так, что не смог достойно гостей встретить. Так обидно, что… — я не смог сразу подобрать слова и поморщился, сжав кулак. Сейчас сердиться можно только на себя.
— Противник всегда выбирает момент, когда ты слаб, — сказал Алан серьёзно. — И бьёт в самое слабое место, поэтому мы должны действовать так же.
— Должны, — согласился я. — И обязательно сделаем, но потом. Сейчас надо прийти в себя. Езжай домой, дальше я справлюсь сам. Спасибо, что поддержал.
Алан кивнул, положил руку мне на плечо и слегка сжал. Встав, он вышел из шатра, ловко свернув направо, чтобы не столкнуться с полковником Назаровым, начальником подразделения, в которое входили братья Орловы. За ним шёл полковник Дорошин, начальник полиции, и ещё кто-то, чей отголосок силы я встречал, но не смог сразу вспомнить, кому он принадлежит. Говоря об этом, я чувствовал присутствие всех мастеров не только в радиусе сотни метров, но и вообще, во всём квартале. К примеру, мог сказать, что у съезда с шоссе появился Геннадий Сергеевич. Эх, ректору стоило приехать пораньше, я бы посмотрел, как он тонким слоем размазывал бы нападающих по дороге перед домом.
Как оказалось, компанию двум полковникам составил Дашков, Павел Георгиевич, средний сын князя и ныне глава княжеского рода. Всех троих я уважал, поэтому встал, пожал им руки, затем снова плюхнулся на складной стул.
— Это катастрофа, Кузьма Фёдорович, — серьёзно сказал полковник Назаров.
— Умеете вы подбирать нужные слова, — съязвил я. — У меня на языке вертятся совсем другие, озвучивать вслух которые не буду. Мама не любит, когда я грязно ругаюсь.
— Ночью было убито двадцать шесть человек, — сказал он. — Девять мастеров из шести родов.
— Хватило бы на целую армию, — хмыкнул я. — Но меня больше интересует, ушёл ли кто-то живым? Я плохо себя чувствовал и не смог встретить их, как подобает. Или же вы сокрушаетесь, что убиты они, а не я?
— Полковник хочет сказать, что сместился баланс сил, — сказал Павел Георгиевич. — В который уже раз. Среди убитых есть несколько мастеров, принявших силу и являвшихся сдерживающим фактором для сторонников Разумовского.
