И не бойтесь убивающих тело, души́ же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.
Мф 10:28Есть давняя традиция, особенно заметная у еврейских библеистов – считать, что апостол Павел взял за основу учения Иисуса, по сути своей иудейские (древнееврейские), и «эллинизировал» образ Иисуса, в частности изменив его из учителя, подобного многим другим раввинам или странствующим галилейским «харизматам», в Сына Божьего, пришедшего во плоти. В таком свете представляется, будто апостол Павел наложил чуждые греческие идеи поверх древнееврейских традиций, наследником которых был Иисус и которыми он жил и дышал. Отчасти это – реакция на господствующее в XIX веке стремление христиан восхвалять добродетели эллинизма и противопоставлять ему иудаизм; порой такой подход в своем выражении недалек от антисемитизма. Возможно, в этом контрасте что-то и есть. Но те, кто о нем говорит, явно преувеличивают величину разрыва между греческими и иудейскими идеями в то время.
И в любом случае, иудаизм в Галилее и Иудее был многим обязан своему эллинистическому окружению. Новозаветное мировоззрение – полностью эллинистическое, и любые попытки воссоздать раннюю форму христианской вести, лишенной даже примеси эллинизма, скорее всего, окажутся бесплодными. И плотник из Галилеи, даже если он вырос в маленьком Назарете, а не в больших городах, где царил эллинизм – таких как Тиверия (основанная, когда ему было чуть за двадцать) или Сепфорис, – не мог остаться в стороне от эллинизированной культуры, пронизавшей все сферы жизни в Средиземноморье. А если судить по любым евангельским рассказам, Иисус предстает образованным человеком, знавшим Еврейскую Библию, и его явно воспринимали как серьезного учителя, а сам он был прекрасно осведомлен о течениях в современном ему иудаизме – о тех, которые были обязаны эллинизму самим своим появлением, независимо от того, замечал Иисус это влияние или же нет.
Иосиф Флавий
В 37 году, вскоре после того, как был распят Иисус, в Иерусалиме родился будущий священник, не только явивший пример того, как могли взаимно обогащать друг друга две культуры, иудейская и греко-римская, но и ставший нашим главным источником сведений о большинстве вышеописанных событий. Его иудейское имя звучало как Йосе́ф, в эллинизированной форме Иосиф. Он прожил примерно до 100 года, прошел Иудейскую войну как полководец, выступая на стороне восставших, а потом написал ее хронику уже как римский гражданин – попав в плен, он перешел на сторону противника. Как иудейский аристократ, он был вовлечен в политику, как говорится, с младых ногтей, а за несколько лет до войны (примерно в 61 году) посетил Рим, чтобы просить за друзей, которых отправил туда как пленных наместник Иудеи. Когда началась война, он примкнул к мятежникам, и ему поручили оборонять Галилею. В начале весны 67 года его взяли в плен, и он решил сдаться римлянам. Он тревожился за свою судьбу, но страхи не оправдались: в видении ему открылось грядущее, в котором он узрел, что Веспасиан, командир римских легионов в Иудее, возвысится и станет императором. Так Иосиф обрел важную роль в окончательном триумфе Веспасиана, уверился в том, что его отпустят из плена, и с 69 года он получил и римское гражданство, и пансион. А после войны он остался в Риме – написать ее хронику (на греческом) как свидетель и как историк, тщательно изучивший события. Еще он написал полную историю еврейского народа (под названием «Иудейские древности»), в которой подвел краткий итог библейских преданий и расширил их на современную ему эпоху, и автобиографию, в которой приводились и оправдания того, почему был среди мятежников [7]. (Это произведение, «Против Апиона» – диатриба, нацеленная на критика-эллиниста, порицавшего иудаизм – сообщает нам о спорах, темой которых был библейский канон. В ней мы найдем ценные свидетельства о том, как сам Иосиф Флавий представлял себе охват и содержание иудейского Священного Писания.)
Как указывает Мартин Гудмен, благодаря Иосифу Флавию «история Иерусалима с давних лет и до 70 года нашей эры предстает перед нами подробнее и глубже, чем история любого другого города Римской империи тех лет – не считая, конечно, самого Рима» [8]. Как рациональный греко-римский историк, Иосиф Флавий пытался придать своим произведениям схожесть с трудами Фукидида или Тита Ливия; но он был еще и провидцем и верил, что получил пророческое вдохновение от Бога Израиля, которому по-прежнему поклонялся. И он считал, что еврейское Священное Писание намного превосходит всю литературу Греции и Рима, и относился к нему как к совершенно достоверному историческому источнику. А нам он показывает то, сколь сильно могла проникнуться идеями эллинизма иерусалимская элита, пусть даже она упорно и цепко держалась за традиции своих праотцов.