котором он упомянул, достиг-таки нервных окончаний.
Он помотал головой, поморгал, сглотнул.
– Времени нет, Си. Настала пора окончательно освободиться…
– Даже от совести и сострадания?!
– От всего, что не является реальным.
– Даже если считать подобные качества, делающие человека человеком (тебя – тобой, в конце концов!) нереальными, – даже это не нарушит того факта, что в Мироздании нет ничего лишнего и незначительного, и даже то, что кажется нереальным – невероятно важно, ведь всё взаимосвязано! Абсолютно всё! Ты же прекрасно это понимаешь! А значит, изменяя себя, ты изменяешь мир! И во что он превратится, если…
– А что он есть сейчас?! Воронка, которая засасывает в своё жерло, закручивает и разносит вдребезги всё, до чего дотянется, не имея ни совести, ни сострадания, ни любви, не обращая внимания ни на испытываемую нами боль, ни даже на самые страшные наши потери! Но что это за мир, которому на нас наплевать?! Разве он должен быть таким?! И разве не заслужил того, чтобы быть переделанным?!
– Ах вот в чём истинная причина! – глаза Санни широко раскрылись от внезапной догадки – да так и застыли ледяными озёрами. – Ты потерял…
– Ну, довольно! – произнёс Март неожиданно для себя резко и так поспешно, словно испугался того, что может услышать. – Решение уже принято! Сколько можно оправдываться и спорить… с самим собой?!
Он поспешно прижал ладони к глазам, забормотав подобие молитвы или заклинания:
– «Как только рассеется туман иллюзий, перед человеком откроется возможность верно наметить свой путь, а наметив его, видеть, куда следует поставить ногу, чтобы сделать очередной шаг. Конечно, если он к этому готов и у него есть значимая цель…» А у меня есть цель! – и рывком отнял ладони от лица.
Он и не заметил, что прокусил губу: кровь размазалась, затекла в угол рта… Почувствовав солоноватый привкус, Март нахмурился невнятному тревожному ощущению, мотнул головой, прогоняя его.
Санни всё это время не отрываясь глядела на Марта совсем уже огромными, испуганными глазами.
– Упрямая… – выдохнул он.
– Это ведь не твои слова, Марти! – торопливо заговорила девушка. – Ты уверен, что цель эта – действительно твоя? Ты не боишься, что окажешься вовсе не там, где рассчитывал оказаться?
– Реальность всегда неожиданна, но я готов принять её независимо от моих желаний и предпочтений. Я не отступлю. Так или иначе – только время покажет…
– Время-то покажет – но вспять его будет уже не обратить!
– Это твой последний аргумент?!
Санни посмотрела с болью.
– Ты действительно стал совсем другим… человеком… Март…
Словно лёгкая волна пробежала, всколыхнув облик девушки, и он подёрнулся рябью, размылся, а затем и вовсе испарился – так ранней осенью с остывшего за ночь оконного стекла пропадает туманный след живого дыхания. Взгляд Санни – гаснущий останец света на сетчатке – ещё звучал некоторое время затухающим отголоском оборвавшейся струны, но тоже скоро исчез…
Март помотал головой, помассировал глаза, снова открыл их, проморгался. Внутренняя болтовня – самокопание и споры с призраками тех, кого знал когда-то, – всё ещё донимала его. Это от неуверенности, это пройдёт. Он лубоко вздохнул.
– Вот такой вот менетекел…
Март снова втянул носом воздух, на этот раз медленно, чтобы почувствовать малейшие оттенки запахов, и улыбнулся краем губ небу: а он, оказывается, совершенно отвык от этого неяркого, подёрнутого сероватой кисеёй свода, от наполненной бархатистой пылью и солоновато-кислым привкусом автомобильных выхлопов атмосферы (теперь таких непривычных – почти незнакомых, – но от которых неожиданно остро защемило в груди!), будто не каких-то три года, а целый век минул с тех пор, как простодушный и легкомысленный молодой человек по имени Март любовался вот этим же самым не особо красивым небом, дышал этим не слишком чистым и ароматным воздухом – не различая, впрочем, подобных нюансов во всеохватной гармонии несовершенства… В общем, жил себе не тужил и даже наслаждался жизнью. И вот, спустя кардинально отмежевавшую его от прошлого пропасть времени, он таки вернулся сюда, к отправной точке блужданий, – но отнюдь не прежним, наивным и беззаботным мальчишкой, и вовсе не для того, чтобы замкнуть некий круг своего существования, превратив его тем самым в бесконечную, безостановочную, муторную до тошноты карусель, – напротив: чтобы, завершив исчерпавший себя виток, положить начало принципиально новому!
Новое… Давненько он не испытывал присущей всем абитуриентам смеси благоговейного трепета и робости, ещё долго после зачисления на первый курс наполнявшей его потаённой душевной дрожью при виде торжественно-основательного, поистине олицетворяющего апофеоз академической науки здания университета! Давненько и вспоминать перестал, какие обволакивающе-гулкие звуки обитают в лабиринтах пустеющих лишь к позднему вечеру коридоров – а ведь даже снились когда-то! Но стоило опять оказаться здесь, как позабытые ощущения проснулись, заговорили, раскрасили потускневший образ – и тот вновь зазвучал, отозвавшись щекочущим звоном во всём теле и заставив взволнованно биться сердце!
Однако вместе с ожившими воспоминаниями пробудились и сомнения. Немудрено: ведь столько связано с этим местом (способно ли что-нибудь так же связать теперь?), и что если этот шлейф из спутанных нитей воспоминаний, воскресших привязанностей и привычек так и будет тянуться за Мартом бесконечно, цепляясь за всё подряд, тревожа звоном, замедляя и тормозя – и в итоге сбивая с намеченного пути? Или, ожив на короткое время приступом фантомной боли, уже завтра сотрётся этот след, утихнет и пройдёт звон?..
Площадь перед главным корпусом практически пустовала: небольшая группа студентов оккупировала скамью поодаль, бурно обсуждая что-то, да временами открывались и закрывались массивные двери альма-матер, пропуская неизменно спешащих редких одиночек – блудных приёмышей или верных служителей, чьи неотложные дела потребовали их присутствия в чертогах духовной кормилицы в это неурочное время. Вот пожилой мужчина, зажав под мышкой незастёгнутый портфель и перебирая в руках ворох бумажных листов, пересёк двор – фигура показалась Марту знакомой. Как много их было тогда, раньше, – тех, кого узнавал он издалека по походке, по одному жесту…
Март стоял в одиночестве, разглядывая здание университета, площадь, окружавшие её деревья… Ощущая, как проносятся сквозь него знобкими волнами призраки воспоминаний… Не сосредоточенный ни на чём конкретно взгляд блуждал… и вдруг остановился, примёрз к одной точке! Ёкнуло, попав в капкан, и замерло сердце!
«Нет! Этого не может быть! Это в принципе невозможно!»
Девушка, по виду студентка старших курсов, вышла из-за деревьев, присела на скамью. Светлые, вьющиеся на концах волосы. Благородное, с ноткой надменности лицо, словно выточенное из розовато-молочного мрамора. Прямой нос, чётко очерченные губы с затаённой в уголках горчинкой, острый подбородок… Полуопущенные веки и подведённые тушью длинные ресницы… Нахмурив брови, девушка листала книгу.
«Она?!»
Глаза… Окна души, они
