Себастьян… Корделия украдкой посмотрела на него, пальцы ее нервно перебирали салфетку. Его волосы сияли, как полированный дуб при свете свечей, он вел себя непринужденно, явно ему не в новинку был и жареный лебедь, и искусные сооружения в центре стола. Когда он улыбался, а делал он это довольно часто, черты его лица принимали более мягкое выражение и он становился просто красавцем. За последние несколько дней она уже привыкла к этой внезапной его перемене в лице, которая для нее была подобна желанному летнему дождю. До сегодняшнего вечера она предназначалась либо ей, либо Гонорине.
Сегодня же вечером и другие женщины были одарены этой сверкающей улыбкой. Он сидел между Гонориной и дочерью судьи, веселой круглолицей блондинкой лет семнадцати, которая время от времени хихикала и бросала томные взгляды. По правде сказать, Себастьян уделял девушке не более внимания, чем этого требовали приличия, но каждый раз, когда та играла кокетливо перед ним веером, словно тысячи стрел вонзались в сердце Корделии.
В одном Гонорина была права, грустно подумала Корделия. Хотя платье девушки было скромным, вырез его было достаточно глубоким, чтобы подчеркнуть юное нежное тело, и никакая шаль не скрывала этих прелестей. Тем более было жаль.
Ты глупа, говорила она себе. Если стоит к кому-то ревновать Себастьяна, то только к его невесте.
На самом деле невеста Себастьяна не занимала мыслей Корделии, поскольку Себастьян редко упоминал о ней. Молодая и нежная дочь судьи – вот это другое дело…
Вдруг нелепость подобных страхов поразила Корделию с такой силой, что она чуть не рассмеялась над собой. Боже милостивый, Себастьян был герцогом прежде всего. Не станет он бегать за дочкой судьи.
Но и за дочерью викария он тоже не приударит.
Как раз в это время их глаза встретились, и на лице его появилась улыбка. Она улыбнулась ему в ответ, и он повернулся к ней. Какую-то долю секунды казалось, что между ними существует тайна, никому более здесь не доступная.
Молодой худощавый человек, сидящий по правую руку Корделии, вдруг наклонился к ней и прошептал на ухо, что с нетерпением ждет момента, чтобы услышать ее игру. Это был один из музыкантов, он играл в оркестре на клавесине.
Она пробормотала что-то вроде, что надеется не разочаровать его, но все ее внимание было поглощено Себастьяном, глаза которого потемнели, когда музыкант наклонился к уху Корделии. Улыбка сошла с его лица, а мускул на щеке стал подергиваться.
И вдруг она вспомнила все то, что произошло между ними под тем несчастным дубом. И тогда на лице его было такое же желание обладать. Теперь подобно возбуждающей ласке его взгляд скользил по ее губам, затем по шее к трепетной груди и снова возвращался к ее лицу.
Замечал ли он, что лишь только дыхание срывалось с его губ, ее губы в ответ трепетали, будто их коснулось его тепло?
Она чувствовала болезненное стеснение в желудке, и это было вовсе не от туго зашнурованного платья. Чем дольше он смотрел на нее, тем больше краска заливала ее лицо, и ей казалось, что оно уже сравнялось цветом с лососем, сверкавшим на блюде при свете свечей.
Им не удалось поговорить в этот вечер. Они остались наедине, лишь когда он проводил ее от лестницы в гостиную, сказав:
– Сегодня вы своей красотой затмите всех женщин. – Она понимала, что это дань вежливости и что герцог сказал бы подобный комплимент любой женщине на ее месте.
Но вместе с тем она вовсе не была в этом уверена. Когда сидящий рядом музыкант попытался вновь завладеть вниманием Корделии, герцог бросил на него такой злобный, уничтожающий взгляд, что Корделия с трудом сдержала улыбку. По крайней мере не она одна терзалась ревностью.
– Давно ли вы сочиняете музыку? – осведомился регент у отца Корделии, прервав безмолвный диалог девушки с Себастьяном. Оба они тотчас же в волнении обратили свои взоры на викария.
Но викарий уже добродушно улыбался.
– О, уже достаточно давно. Тогда я только познакомился со своей будущей женой. До тех пор книги занимали меня гораздо больше, и я не уделял достойного внимания музыке.
К удивлению Корделии, он обратился взором к Гонорине.
– Флоринда умела создать такую обстановку, что хотелось научиться всему. Казалось, она не очень переживала от того, что я вовсе не гожусь в музыканты, я думаю, понятно, что я имею в виду. Она была так счастлива со мной, что ее не удручало то обстоятельство, что в чем-то она была способнее меня.
Гонорина уронила вилку и сильно побледнела.
– Да, молодые люди несколько самонадеянны. Более зрелая женщина бы дважды подумала, прежде чем вести беседы о музыке с человеком без какого-либо опыта в этом деле.
Себастьян вопросительно посмотрел на Корделию, она же пожала плечами. Гонорина и викарий занялись беседой, которую никто более не мог поддержать. К несчастью, регент и судья выглядели довольно смущенными.
Корделия предупредительно посмотрела на Гонорину.
– Хорошо, что мама стала заниматься музыкой с отцом, несмотря на его неопытность. Это позволило ему достичь заметных результатов.
Гонорина собиралась было что-то сказать, но тут подали десерт, и она стала выслушивать комплименты гостей по поводу внушительного сооружения из теста наподобие большого корабля, наполненного сушеными и засахаренными фруктами.
Слава Богу, все принялись за еду и опасные разговоры между Гонориной и викарием прекратились. Но Корделия уже не могла успокоиться. Эта мелкая неприятность лишь усилила ее нервозность.
Когда Гонорина объявила, что сейчас наступило время исполнения музыкальных произведений, Корделия вышла из-за стола и руки ее тряслись так, что она с трудом держала веер. Она пыталась вежливо разговаривать с музыкантом, улыбаться всем, но тревога захватила ее целиком.
Что, если отец просчитается или забудет какую-нибудь заученную фразу?
Она обошла стол и направилась к двери, кто-то тронул ее за локоть, она повернулась – это был Себастьян.
– Гораздо проще разыгрывать шарады, когда у тебя более уверенный вид, мой ангел. Это надо знать.
Несомненно, он говорил о Белхаме, но здесь был другой случай. Тогда был просто розыгрыш и каждый хорошо выдержал свою роль. Сейчас же был настоящий обман.
Прикрыв лицо веером, она прошептала:
– Ничего не выйдет. Я наивно полагала, что все получится.
– Все получится.
Такая уверенность, звучавшая в словах Себастьяна, заставила ее скептически посмотреть на него.
– Вчера вы не были так уверены.
– Вчера я сомневался в способностях вашего отца, но не в ваших. Я полагаю, если ваш отец не будет пить еще дней пять, то успешно справится со своей ролью.
Он нахмурился и кивком головы указал на музыканта, поджидавшего ее у двери.
