Книга (Не)любимый муж - Анастасия Соловьева

Я бью дальше, не замечая, как по щекам катятся слёзы.

В чём-то Яр прав. Я люблю маму, несмотря на её наплевательское ко мне отношение, несмотря на то, что она зациклена на Витюше и всегда будет выбирать его, а не родную дочь. Даже квартиру я предложила переоформить только ради того, чтобы мама опомнилась, заметила меня, признала свои ошибки. Верила, что она осознает всю абсурдность ситуации и никогда не заберёт моё жильё. План с треском провалился. В плохо вентилируемом кабинете нотариуса, сидя на кожаном кресле, я поняла, что взаимности от мамы ждать не стоит. Всё бесполезно. Мне лишь остаётся принять её такой, какая она есть.

То же самое происходило с Маринкой. Зачем я покупала ей дорогие подарки? Хотела завоевать её расположение? А что, нормальная темка: маме — квартиру, подруге — крутую технику.

В Егоре я принимала все недостатки, соглашалась на секс, когда не особо этого хотела, терпела дурацкие обвинения во фригидности. И пахала на работе, как проклятая. Егор — мажор, богатенький Буратино, но он никогда не помогал мне финансово. Я сразу сказала, что всего достигну сама, и даже гордилась тем, что я такая вся независимая и самостоятельная. Егор этого не оценил.

Смахиваю пот со лба, чувствую, как горят костяшки. Они покраснели от беспорядочных ударов. Но я не собираюсь останавливаться. Не хочу верить Ярославу. Он же не психолог, он ошибается! Моё желание найти работу никак не связано с моим прошлым.

Я всхлипываю, вновь заношу кулак, чтобы ударить по чёрному мешку, но меня останавливают. Перехватывают руку, разворачивают к себе.

Ярослав взволнован. В его глазах плещется непонимание, тревога и сожаление. Губы больше не ухмыляются с издёвкой, во взгляде нет насмешки. Мне безумно жарко, голова кружится, дыхание сбитое и тяжёлое. Не могу прийти в себя после выплеска эмоций, тупо пялюсь на Яра, не знаю, что сказать.

— Зачем ты без подготовки? Глупышка, — в его голосе столько нежности и заботы, что у меня пропадает желание обвинить его в бессердечности.

— Ничего страшного. Зато я выплеснула злость, — произношу тихо, отрывисто. Смотрю на то, как быстро опускается и поднимается его грудь под тонкой тканью синей футболки.

Ярослав накрывает ладонями моё лицо и большими пальцами вытирает слёзы. Надо же, я совсем их не заметила. Шмыгаю носом, пытаюсь восстановить дыхание. Накрываю руки Яра своими, хочу их отодвинуть, убрать. Но он не позволяет. Гладит мои щёки, дотрагивается подушечками до упрямо сжатых губ. Я часто-часто моргаю, сдерживая новый поток слёз.

Дурацкая боксёрская груша! Почему она не впитала все негативные эмоции?

— Зачем ты пришёл? — недовольно дёргаю головой, когда понимаю, что Яр не отступит, не прекратит меня касаться.

— Я был излишне груб с тобой.

— Да. И насмехался над моими желаниями. Зачем? Неужели нельзя было обойтись без издёвок и сарказма?

— Можно было. Но такой тон эффективнее действует на собеседника, заставляет того отстаивать свою точку зрения либо же, наоборот, отказаться от неё. Я привык быть прямолинейным и жёстким, когда вижу, что человек совершает ошибку.

— Поиски работы — это не ошибка.

Вскидываю голову и смотрю на Яра, надеясь увидеть в его глазах понимание. Бесполезно. Мы будто разговариваем на разных языках.

— Майя, я тебя не брошу. И никогда не упрекну в том, что ты тратишь мои деньги. Тем более они больше не мои, а наши. Ты разве забыла, что мы решили стать настоящей семьёй?

— Я всё помню…

— Ты ведь даже не знаешь, кем хочешь работать: ассистентом, лаборантом, оператором call-центра или бариста. В двадцать лет совершенно нормально не понимать, чего хочешь от жизни. Я знаю, что ты способна на большее, чем просто быть у кого-то на побегушках. Работа от тебя никуда не денется. Учись, записывайся на курсы, путешествуй, заводи новые знакомства, развлекайся в конце концов — всё это куда полезнее, чем торчать в скучном офисе ради жалких грошей. Тем более ты хорошо учишься, можешь выйти на повышенную стипендию — и у тебя появятся собственные деньги. Ты же этого хочешь?

— Да. Но там сущие копейки дают, — делаю несколько шагов назад, освобождаясь от мягких прикосновений Яра.

Он печально улыбается. Бросает взгляд на боксёрскую грушу, потом на мои покрасневшие костяшки. Его скулы напрягаются, становятся острыми, и я вдруг испытываю невыносимое желание дотронуться до Яра, погладить упрямый подбородок, очертить линию губ, провести пальцами по морщинке между бровями. Уничтожить тоску, мерцающую в тёмно-зелёных глазах.

Моё упрямство причиняет ему боль.

А его упрямство причиняет боль мне.

Удивительно. Не подозревала, что разговор о работе может так сильно оттолкнуть нас друг от друга. Я не разделяю мнение Ярослава, а он не понимает моего стремления к независимости. Кому-то нужно уступить. Но я не хочу этого делать! И так слишком часто проигрывала, шла на компромиссы, подчинялась чужой воле, но этого никто не ценил.

Яр подходит ко мне вплотную, окутывая своим теплом и запахом, дотрагивается до ноющих костяшек, до запястья и чуть выше, лёгким нажатием пальцев считывая заполошное биение моего пульса. Я не пытаюсь отойти, вырваться, сбежать. Бесполезно это, глупо даже.

— Ты ведь не изменишь своё решение? — сипло спрашивает Ярослав, сжимая мои плечи руками, заглядывая в самую душу своими яркими зелёными глазищами.

В висках стучится слабовольная мысль: отступить, капитулировать. Но я без малейших колебаний от неё избавляюсь. В отношениях нужно прислушиваться друг к другу, принимать решения партнёра даже тогда, когда они тебе не нравятся, потому что мы не единое целое, а две равноправные личности. Сейчас я хочу найти работу, и я это сделаю, даже если Ярослав будет категорически против. Может быть, я совершу большую ошибку, но она будет совершена по моей инициативе. Лучше разок оступиться и потом исправиться, чем вечно жить в сомнениях, думая, а правильно ли я сделала, что поддалась уговорам мужа, когда совсем этого не хотела.

— Нет, не изменю, Яр, — отвечаю надтреснутым голосом.

Мне очень жаль, что моё желание раскололо что-то в наших отношениях.

— Хорошо, — тихо говорит Яр, прислонившись своим лбом к моему. — Поступай так, как считаешь нужным.

— Спасибо, — шепчу я, а на глаза вновь наворачиваются слёзы.