Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
по одному просачиваются за дверь. Вот и хорошо, мы с альтер эго только того и ждали…
– Георгий Палыч, разрешите вопрос?
– А? – Военрук оторвался от классного журнала. – Чего тебе, спрашивай…
– Можно я друга приведу, Сережку Астахова? От тоже хочет поучиться стрелять.
Жора глянул на меня поверх очков. Вообще-то он их не носит – разве что, как сейчас, когда надо читать в полутемном тире.
– Это, что ли, тот, с которым ты на концерте рубился?
Киваю.
– Вообще-то у меня в плане стоит организация стрелковой секции для седьмых-восьмых классов, – говорит он задумчиво. – Хорошо, приводи, лиха беда начало. Ты как там, закончил с оружием?
Жора торопится – ему надо в больницу, на плановый осмотр. Да, старые раны – это не фигура речи.
– Так точно, тащ майор!
– Ладно, я винтовки тогда отнесу, а ты приберись тут, подмети, мишени собери… – Он кивает на мусорную корзину с бумажками, издырявленными пулями. – А ключ потом оставишь в учительской, на моей полке. Знаешь, где?
Конечно, знаю. Тир – не оружейка, ключ от него вполне можно доверить ученику. Тем более с некоторых пор я хожу у него в доверенных помощниках.
Уже заканчивая наводить порядок, я вдруг поймал себя на мысли. Тир, стрелковая секция – я это все затеял по необходимости или же неосознанно подгоняю свои поступки под книжный сюжет? Там мальчишки, вычислившие пришельцев, тоже ходили в подвальный тир к тренеру, бывшему военному… Н-да, задачка… Надо бы обдумать на досуге. Интересно, что еще способно подкинуть сознание комонса?
23 февраля 1979 года.
Москва, ул. Фестивальная, школа № 159.
Опять день сюрпризов
У нас в школе концерт, посвященный Дню Советской армии. Когда я заявил классной, что намерен принять участие, она посмотрела на меня с нескрываемым подозрением – и успокоилась, только узнав, что на сцене я буду один, с гитарой и в школьной форме. Но все равно сомнения, как мне показалось, остались…
Программы выступлений по классам надо сдавать в школьный комитет комсомола, который и курирует это мероприятие. Что именно я собираюсь петь, они уточнять не стали, удовлетворились вполне политкорректным названием. Зря, между прочим, узнали бы много нового. И не только они.
– Пап, завтра у нас концерт на двадцать третье. Придешь? Суббота же, на работу не идешь…
– Ну, не знаю. А надо?
– Родителей разрешили пригласить. А я там буду петь.
– Ты? Петь? – Отец заинтригован. – И что именно, не секрет?
– Пока секрет. Есть одна песня, про летчиков-интернационалистов.
– Это про Испанию, что ли?
– Почти. Ты приходи, сам и услышишь.
Мое выступление сразу после трио девчонок из девятого «Б». Песня из «Белорусского вокзала». Что ж, вполне душевно вышло. Софья Игнатьевна, наша историчка, воевавшая на Севере, в морской пехоте, украдкой смахивает слезу.
Моя очередь. Выхожу, сажусь на стул, пристраиваю поудобнее гитару (выпросил у Ритули, своей нет), кладу рядом белый, полусферический, с темным светофильтром пилотский шлем. Его я одолжил для выступления у Жоры – он стоит у него в кабинете, на почетном месте, на шкафу. Дал, хотя и удивился. Сказал, что не хочу портить сюрприз, сам все поймет.
Да-да, Георгий Палыч. Эта песня – для вас. Да, есть и директор-танкист, и Софья, но для них найдется кому и спеть, и прочитать стихи. А для вас – нет. Не знают мои одноклассники о вашей войне, не принято у нас о ней… Так что это будет справедливо.
Отец здесь, стоит возле окна, прислонившись к стене. Поймал мой взгляд, помахал рукой. Спасибо, папочка…
Он смотрит на синее небо,
На крестик со снежным хвостом.
Где жизнь – то ли быль, то ли небыль,
Дорогой вела непростой.
Где солнце светило не часто,
Где часто брало на разрыв.
Где было конкретное счастье —
Колес от бетонки отрыв…
Ага, уловил, понял – выпрямился, вытянулся в струнку на стуле, весь обратившись в слух. Ищу отца – у него глаза на лоб лезут от удивления. То ли еще будет…
Затяжкой откроется память,
Как буквы на старом холсте.
И «Су» засверкает над нами
С арабским орлом на хвосте.
Песка раскаленного ветер
Опалит пустынным огнем,
И прямо сквозь сорокалетье
Он вверх по стремянке шагнет…[15]
Теперь – припев. Жора смотрит мимо меня, только уголок рта подергивается…
Не волнуйтесь, товарищи, это летчик мечтающий,
Мастер неунывающий огневого удара.
Его жизнь лучезарная —
Бирюлево-товарное,
Где квартира шикарная, и «Москвич»,
но не старый…
Может, стоило пропустить, не расчесывать мужику лишний раз нервы? Но – из песни слов не выкинешь.
И будет он словом нерусским
Все ручку стараться дожать,
И сквозь пелену перегрузки
Появится хвост «Миража»,
И в линиях стекол прицела
Чужой задымит силуэт.
Но бой вдруг потребует цену
За этот счастливый билет…
Отец серьезен как никогда. Жорин кулак сжался так, что побелели костяшки. В глазах – расчерченное инверсионными следами и дымными трассами «Сайдвиндеров» небо Синая.
И вздрогнет подстреленной птицей
Пробитый осколками «Су»,
И небо с землей закружится,
Совьется в цветную косу.
И в тряске кабины разбитой
Погаснет последний экран,
И ласково девушка Рита
Ему объяснит, что пора…
Да, товарищ майор, я знаю, что такое «речевой информатор РИ-65Б»[16]. Как и вы, и мой отец. Трое во всем актовом зале.
Что было, то было, ребята.
Что сетовать зря на судьбу?
Пусть ею немного помятый,
Зато обогрет и обут.
И как-то стреляет в коленке,
А с виду мужик ничего,
Поскольку хирурги в «Бурденке»
Зашили на совесть его.
…и синее, звонкое небо,
Где вечно летит самолет…
Купить два кефира и хлеба,
И дочка на ужин зовет…
А председатель школьного комитета комсомола уже насторожилась, приняла охотничью стойку. Не понимаешь? Тебе и не надо. А попробуешь потом вякнуть, я на тебя Жору натравлю!
Вечер в кругу семьи. Отец в восторге:
– Где взял такую песню? Только не говори, что сам сочинил, все равно не поверю…
А я и не собираюсь.
– Пел один парень, студент. На сборах. Может, его?
– Сомнительно.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
