— Я никогда не вру, золотце, — он подался вперед и обнял мои колени. — И не пинайся, я соскучился.
— Кокетка! Не отпирайся от собственных слов.
— Буду, мне можно. Еще целых шесть месяцев!
— Пять с половиной.
— Подожди, так ты меня простил? — спросила я серьезно. Данила покрутил головой и сказал в ответ:
— Мне не нужно было тебя прощать. Я просто представил, что тебя нет и не будет. Мне стало очень неуютно. Говорят, это и есть любовь.
Я притянула его к себя поближе, так что щекой Данила лег на выпуклый живот, потрепала по волосам:
Он чмокнул своих еще неродившихся детишек и подтянулся еще ближе ко мне. Поцеловал в щеку, потерся носом, мурлыкнул:
— Теперь все будет хорошо. Только если ты останешься в постели!
— Я останусь в постели только в том случае, если ты будешь ночевать рядом.
Нежный поцелуй закрыл мне рот как раз в тот момент, когда я собиралась возмутиться. И возмущение прошло, обиды испарились, сердце успокоилось.
Впервые в жизни я почувствовала такое чистое счастье, что чуть не умерла на месте. А когда поняла, что не умерла, обняла мужа за шею и отдалась вся без остатка поцелую.
ЭпилогДвойная свадьба — это сознательный выбор.
Двойная свадьба — это двойные, а то и тройные волнения.
Двойная свадьба в доме, выездная, с дофигиллионом гостей… Это нервотрепка. Особенно, когда невесты капризные донельзя, женихи норовят тяпнуть по сто грамм до церемонии, а нянька постоянно упускает одно из твоих обожаемых чад, и хотя бы один из троих моих сыновей постоянно просится на ручки или цепляется за ноги.
— Этот поднос на фуршетный стол! Шампанского мало, несите еще, вон там гости не охвачены!.. Никитка, подожди, мама занята, солнышко!
Подхватив сына на руки, я поискала взглядом няню. Не нашла. Зато мне попался Данила. Сунув ему Никиту, я зашипела:
— Где твоя мама? Пусть поможет, видишь же, Настя не справляется!
— Давай ее уволим, — весело предложил муж.
— Щас-с-с! Два раза я уволю Настю, ага! Слушай, не трепи мне нервы, я пытаюсь сделать из этой свадьбы праздник!
— Все, мы испарились, — Беркут поудобнее усадил малыша на локте и спросил у него: — Пойдем поищем Лешу и Славика?
— Да! — серьезно ответил Никитка.
Они исчезли в саду, а я выдохнула. Посмотрела на бокалы шампанского, которые официант составлял на поднос. Боже, я бы сейчас выпила… Один. Маленький бокальчик… Чтобы расслабиться. Но фиг там. Нельзя. Ни граммулечки!
Вдох-выдох. Еще вдох.
— Лена! Что там с тарталетками? Их привезли или забыли?
— Привезли, Ева Станиславовна! Только не с семгой, а с форелью…
— Убью гадов! — простонала я. — Ладно, неси, ругаться буду потом. Где музыка, что случилось с музыкой?
Этот вопрос был уже не Лене. Он был риторическим. Музыка смолкла, слышалось только нелепое чваканье из колонок. Я развернулась на каблуках и побежала к установке в сад. Но меня поймали на полпути и прижали к мощной груди. Всполошенная таким насилием, я попыталась вырваться, но смех Дашки привел меня в сознание. Подняв глаза, поймала широкую улыбку зятя:
— Ева! Успокойся и прекрати метаться из стороны в сторону!
— Музыка, — пробормотала я. — Надо запустить музыку.
— Сейчас все будет. Дядя Рома уже пошел смотреть, что там у них стряслось.
— Ему не положено! Он же жених!
— А ты не распорядитель, Ева. Возьми шампанского, расслабься! — Дашка освободила меня от объятий Влада и сунула в руку высокий бокал. Я вздохнула и покачала головой:
— Нет, не надо. Слушай, ты устроила мне грандиозную свадьбу, Даш, вот это все, — я обвела рукой гостей, столы, увитую розами беседку, — самое малое, что я могу для тебя сделать!
— Ты уже сделала для меня все, что нужно, — с усмешкой золовка взяла под руку мужа и прижалась к нему, положив голову, увенчанную изящной диадемой, на широкое плечо. Влад обнял ее за талию, кивая:
— Это просто свадьба, Ева. Мы могли бы потихоньку расписаться, и все…
— Глупости! — отрезала я. — Каждой девочке нужна шикарная, идеальная свадьба! Забери свое шампанское! Я должна проконтролировать…
— Где Данила? Даня! Ты где?! — выкрикнула Дашка. — О, Катюня! Забери эту сумасшедшую и напои ее! Лучше всего коньяком!
Вторая золовка рассмеялась и, подхватив меня под белы рученьки, поволокла к столам:
— Евка, сейчас мы с тобой тяпнем и дерябнем!
— Не буду я дерябать! Мне нельзя! — в отчаянье я попыталась извернуться и сбежать, но Катерина явно занималась классической борьбой в своей Швейцарии, потому что захват у нее был вполне профессиональным. Меня подтащили к одному из столиков, усадили и сунули в руку стакан яблочного сока. Потом Катя села на соседний стул и вопросила с любопытством:
— Ты что — опять?
— Опять? — не поняла я.
— Опять беременна?
— Тише! — шикнула я. — Никто еще не знает!
— О-о-о! — сказала она и прошептала: — О-о-о! А сколько?
— Недель? Пять…
— Сколько детей, балда!
Я выдохнула, как будто должна была выпить стакан водки, и проглотила сок до дна. Отдышавшись, сообщила:
— Катерина, ты сама балда. Это раз. Один. Это два.
— Что один?
— Один ребенок. Или одна. Ребенка… Ой, нет, девочка. Ну ты меня поняла.
— Я поняла. Точно один? Одна?
— Точно! Я переспросила три раза.
— Три! — фыркнула Катя и покатилась со смеху. — Три! Ты поняла, да? Три, ой не могу!
— Дура!
— Прости! Просто… Ну я представила выражение лица моего братишки!
— Он любит детей… — сказала я, но получилось слегка неуверенно. С тройняшками Данила был замечательным отцом: он всегда слушал их лепет, учил играть в футбол, а когда они были поменьше, менял памперсы и помогал нам с няней купать мальчишек. Но прошло уже два года, и мы никогда не заговаривали о других детях. Быть может, он не захочет еще одного ребенка?
Ох…
Но ведь уже поздно. Теперь уже совершенно точно поздно. Даже если аборт можно делать до двенадцати недель, я не собираюсь его делать. Но Даниле нужно сказать. Прямо сейчас, вот прямо в эту самую секунду!
