И всё это наверняка было его заслугой, ведь он руководил здесь уже больше пяти лет. Ну как им можно было не восхищаться? Ведь он и правда был, словно волшебник.
‒ Я до сих пор удивляюсь, что у тебя здесь всё так спокойно, размеренно. Везде порядок, и люди кажутся счастливыми, ‒ задумчиво сказал Аня.
‒ Что же тебя так удивляет?
‒ То, что больше я нигде такого не видела. Ни у кого. А я много где побывала.
‒ Не уверен, что правильно тебя понял, ‒ осторожно сказал он. ‒ Можешь объяснить?
‒ Я о том, что в других регионах все сосредоточены на работе, игнорируя саму возможность дать что-то людям, будто всё в дефиците и Торговая гильдия всё ещё продолжает выживать. А у тебя много сил и ресурсов вложено в другое ‒ у тебя тут везде освещение, комфорт, почти как когда-то. Люди счастливые, все просто работают, делают своё дело в спокойствии, без напряжения.
‒ Так и есть, ‒ признал Марк и подумал немного, прежде чем продолжить. ‒ Я никогда не считал, что люди чем-то обязаны нам только потому, что мы даём им возможность есть досыта и чувствовать себя в безопасности. Это всего лишь базовые потребности, но много где люди постоянно трясутся от страха, что могут этого лишиться. Я видел, как всё устроено, например, у Тапира или Леонелли ‒ там жёсткий контроль, за малейшие провинности следуют наказания, а за крупные ‒ исключение или даже казнь. Людей держат в страхе и повиновении, как скот, но ведь они одни из нас, тоже члены Торговой гильдии, на них держится вся система. Я никогда этого не одобрял и поэтому избрал другой подход. Я дал людям больше, чем еда и безопасность ‒ я дал им возможность быть счастливыми. И за это они готовы выкладываться в разы больше, чем у того же Тапира, у которого боязнь наказания наверняка убивает в человеке любую инициативу.
Он рассказывал всё это медленно, с расстановкой, расслабленно откинувшись на спинку стула. Чувствовалось, что Марк не рисуется, а просто объясняет собственную философию.
‒ Звучит так, будто таким хитрым образом ты их эксплуатируешь, ‒ заметила Аня.
Марк сжал губы и отрицательно покачал головой.
‒ Как раз наоборот ‒ я не требую от людей ни грамма больше того, что они должны делать. Они сами берут дополнительную нагрузку, сами ищут возможности что-то улучшить, предлагают мне варианты, сами приходят ко мне и озвучивают новые идеи ‒ они просто хотят отплатить мне за добро. Ведь у них есть всё. Здесь, в Горшечном, да и в остальном подотчетном мне регионе одни из лучших условий жизни, которые только есть в Торговой гильдии. Я регулярно выслушиваю нотации от Совета за высокие затраты, но в ответ я выдаю самый высокий КПД. Так что у меня тут просто симбиоз ‒ я делаю людям добро, и они отвечают мне тем же.
Вот, что Ане нравилось в нём больше всего ‒ его доброта. Она ещё недостаточно хорошо знала Марка, чтобы судить о его искренности или честности, но внимание, заботливость и доброта определённо выделяли его. Это были качества, которые ценила любая женщина, но они были чужды её отцу ‒ единственному мужчине в её семье. Ощутив всё это сейчас, Аня поняла, как не хватало ей этих проявлений последние десять лет. Именно из-за них она прониклась к Марку такой глубокой симпатией. И только что, после его ответа, она дала ответ на вопрос, который уже некоторое время задавала себе ‒ стоит ли ради благосклонности отца остаться мразью, из-за которой погибают хорошие люди?
Задумчивость на её лице сменилась тоской, но при свете одних лишь свечей Марк не смог этого различить.
– Марк, скажи, – медленно начала Аня. – Как ты считаешь – мир жесток?
От такого вопроса лёгкая улыбка сползла с его лица. Вопрос был странным и неуместным, но Марк внимательно посмотрел на девушку и осторожно ответил.
– Более чем.
– А люди? Если они создают эту атмосферу жестоких взаимоотношений в мире, значит, и они все жестокие, верно?
Ему понадобилось время для ответа. В основном на размышления о том, куда она клонит.
– Возможно.
Аня смотрела на него, слегка приоткрыв рот, и учащенно дышала. Она подбирала слова, чтобы задать сложный, опасный вопрос, который мог как спасти их обоих, так и погубить одного из них. На это нужно было решиться, даже несмотря на то, что Марк был ей очень симпатичен и вызывал доверие.
– Скажи, кому можно верить?
– В каком смысле? – не понял он и, снова улыбнувшись, попытался перевести всё в шутку. – Мне – магу и волшебнику.
– Я серьёзно, – она пресекла его попытку и заговорила с таким надломом, будто у неё болела сама душа. – Как понять можно верить человеку или нет? Как понять, кому можно открыть своё сердце? Как понять… предадут ли тебя? Сгоришь ли ты, будешь ли разорвана на части в подвале у садистов из службы безопасности, если скажешь что-то не то не тому человеку?
Весь день… нет, не так – все дни, проведённые до этого вместе, все шутки, веселье, развлечения, приятные беседы – всё только что было перечёркнуто и отброшено в сторону. Весёлая атмосфера, окружавшая их всё это время, сейчас исчезла, испарилась, ушла в небытие.
Но Марк не обиделся, не расстроился и не разочаровался. Он, наоборот, был рад, что снова увидел в Ане нечто большее, чем тот показательный внешний лоск и гонор, который она постоянно демонстрировала. Однако тема была крайне странная, и она явно выступала лишь прелюдией к чему-то большему. Марк был достаточно умён, чтобы понять это.
– Мне кажется, ты сейчас задаёшь вопросы не мне. Я прав?
Аня опустила взгляд и стала рассматривать столовые приборы. Блюда постепенно остывали, но ни один из них и не думал к ним притрагиваться, хотя оба давно не ели.
– Отчасти. Я действительно задаю их сама себе. Но и твои ответы тоже хотела бы услышать. Правдивые ответы, – она снова пристально посмотрела на него. – Если бы… одному из нас угрожала смертельная опасность, а второй знал это и мог бы его предупредить, но тогда и сам бы рисковал погибнуть – ты бы предупредил меня?
– Аня, ты меня пугаешь, – вполне серьёзно сказал он вместо ответа.
– Ответь. И я хочу верить, что ты ответишь честно.
Он долго думал, смотря на неё. Аня даже засомневалась, что он вообще что-то скажет, но он заговорил.
– Это звучит… как… Ценна ли ты для меня настолько, чтобы рискнуть ради тебя жизнью.
– Хм… Я бы выразилась по-другому…
Теперь уже она задумалась, а потом долго смотрела на него, пытаясь решить, стоит ли говорить то, что собиралась. Он не торопил её и просто терпеливо ждал. Наконец, она решилась, но говорила медленно, тщательно выбирая слова.
‒ Узнала ли я тебя за эти дни достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что ты настолько достойный человек, что я обязана попытаться спасти тебя, сохранить для этого жестокого мира твою доброту, ум, благородство? Настоящие ли они, эти качества, или я просто обманутая, очарованная хитрым ловеласом дурочка? Бабочка, кружащая вокруг огня, которая вот-вот обожжётся и погибнет.
