«An ode by any other name I know might read more sweet Perhaps the sun will never shine Upon my field of wheat But still in closing, let me say For those too sick, too sick to see Though not it shows, yes, someone knows I wish that one was me»[49]
Procol Harum, «Совершенно верно» Когда-то давно, в прошлой жизни, наивный ординатор Пряников, покоробленный заявлениями вроде «результат любого исследования ясен еще до подписания договора», собирался вывести махинаторов от науки на чистую воду. «Вот возьму и буду сохранять копии всех своих протоколов! — думал он. — А после сравню, насколько итоговая статистика исследования разойдется с моей!». Виделись ординатору Пряникову скандальные разоблачения, бурный общественный резонанс и… немного славы. В конце концов, если делаешь что-то хорошее, причем — значимое, можно надеяться на ответное «спасибо» от благодарного человечества.
«Копии всех своих протоколов? — удивилось Провидение. — Да ты, брат, совсем зеленый. Жизни не знаешь, пороху не нюхал, тайного расклада мастей не сечешь, а туда же — в герои-разоблачители лезешь, кафедральные конюшни разом очистить хочешь! Ха-ха-ха и еще раз ха-ха-ха!».
Для того, чтобы осознать реальное положение дел, Саше понадобилось полтора месяца. За этот срок он убедился в том, что вести то количество пациентов, которое дала ему аспирантка Лариса, невозможно. Нет, конечно, если бросить ординатуру и заняться одним только исследованием, тогда еще как-то можно успевать, но ни на что больше времени не останется.
Лариса щедро отвалила Саше сто семьдесят участников. Вроде бы и не много, ведь встречаться с большинством их следовало раз в квартал и только четырнадцать человек нужно было осматривать ежемесячно. Но в квартале, в среднем, шестьдесят пять рабочих дней. Если разбросать по ним сто пятьдесят шесть участников (тех, кого надо осматривать ежеквартально), то на каждый день придется по два или три человека. Двадцать шесть дней — по три, тридцать девять дней — по два. Ничего себе? А ведь к этому нужно добавить и четырнадцать «ежемесячников», которые в квартал дают сорок два приема. Стало быть, в целом, каждый день нужно осматривать и обследовать по три участника, а три дня будут ударными — придется принять четверых! В первом и втором кварталах график будет еще плотнее из-за новогодних каникул и майских праздников.
А что представляет собой очередная встреча исследователя с участником? Полчаса уходит на общение и осмотр. Затем нужно организовать участнику снятие кардиограммы, ультразвуковое исследование сердца, общий и биохимический анализ крови, а также анализ мочи. Это — минимум, возможно понадобятся и другие исследования.
Участники бывают разными. Одним можно просто дать направления, а других приходится буквально водить за руку. Периодически возникают трения с коллегами, которые тоже съедают время. Например, врач-эхокардиографист откажется принимать твоего участника под тем предлогом, что у него много работы. Приходится упрашивать, напирать на сознательность и все такое. Или же недоумок, которому ты три раза повторил, что анализы нужно сдать завтра утром, натощак, попрется в лабораторию в два часа дня и начнет требовать, чтобы его «обслужили» сегодня. Логика проста — зачем приезжать в больницу еще раз? Лучше поорать и сдать анализы сегодня. В представлении дураков все проблемы решаются просто. Потом исследователю звонят сотрудники лаборатории, а то и приходят к нему для того, чтобы выразить свое негодование. Вы что ему не объяснили, что анализы сдаются утром и натощак? Ах, три раза сказали? Надо было в четвертый раз сказать, чтобы точно уж дошло! Уговаривать или выслушивать претензии приходится практически каждый день. Это «съедает» минут пятнадцать-двадцать, а иной раз и полчаса. Ладно, пусть будет пятнадцать минут, по минимуму.
Еще минут пятнадцать-двадцать уходит на пустопорожнее общение с участниками. Половина их считает нужным вернуться после снятия кардиограммы и «просвечивания» сердца ультразвуком к исследователю и доложить: «Все у меня хорошо, доктор, так ваши коллеги сказали». Да доктор и так об этом завтра узнает, когда получит пленки и заключения, зачем приходить, зачем отнимать драгоценное время.
Полтора часа на осмотр троих пациентов, пятнадцать минут на уговоры-выслушивания и столько же на пустопорожнюю болтовню — это в сумме два часа.
Еще не менее часа уходит на оценку результатов исследований тех, кто приходил в предыдущие дни, на сравнение этих результатов с предыдущими и на оформление протоколов — сначала заполняй бумажный вариант, а затем вбивай его в компьютерную базу.
Полчаса вынь да положь на обзвоны. Если хочешь, чтобы участник завтра к тебе пришел, причем — вовремя, то напомни ему об этом сегодня. Иначе он опоздает или вообще не придет. Практически никогда не получается просто сказать: «жду вас завтра, к такому-то времени» и на этом закончить разговор. Участники непременно что-то спросят или начнут рассказывать о своем самочувствии… Сразу же обрывать разговор нельзя — человек может обидеться и послать тебя вместе с твоим замечательным исследованием куда подальше. Надо немного поговорить, а затем уже закругляться — завтра, мол, мы с вами все подробно обсудим.
Уже три с половиной часа чистого рабочего времени? Это еще не все. Нужно добавить еще как минимум полчаса телефонных переговоров. Ведь тем, кто приходил вчера или позавчера нужно сообщить результаты анализов и прочих исследований. Сообщаются результаты в предельно лаконичной форме: «все у вас хорошо, жду в следующем месяце (или квартале)», но на вопросы все равно отвечать приходится.
Набралось четыре часа? Добавьте «вишенку» — минут двадцать на различные формажоры. То участник, назначенный на завтра, позвонит и скажет, что не сможет прийти и придется срочно перекраивать график и вызванивать на образовавшееся «окно» кого-то другого. Или же участник пройдется от остановки до больницы быстрым шагом и тебе придется минут пятнадцать-двадцать ждать, чтобы давление, частота сердечных сокращений и частота дыхательных движений пришли в норму и только тогда начинать осмотр. Ничем другим в это время не заняться, ведь участник сидит перед тобой и требует внимания, ведет разговоры.
