«Это моя женщина», — подумал он яростно, обнимая ее, еще дрожащую. Он тихо, недвижно лежал, пока напряжение не спало. Но он помнил все и знал, что стоит пока сохранять осторожность.
— Наверное, ты ждешь моих извинений?
— М-м-м? — смутилась Ливи.
— Ну за то, что я назвал тебя ленивой.
Она рассмеялась и на мгновение прижалась к нему, а затем вытянулась, отдыхая.
— Я согласна. — Она опять свернулась клубочком. — Но ты принесешь извинения, когда я проснусь.
— Ну уж нет. — И, вскочив, Торп бесцеремонно и безжалостно вытащил ее из постели. — Пора заняться греблей, — заявил он, хотя Ливи морщилась и дулась.
— Ты просто одержимый человек.
— Совершенно правильно. — Торп поцеловал ее в нос. — Но в душ отправляйся первая.
— Спасибо.
Благодарность ее прозвучала довольно язвительно, однако Торп лишь ухмыльнулся, когда она захлопнула за собой дверь ванной. Он натянул слаксы, раздумывая, что неплохо бы сварить кофе. Вместо этого он взял пачку сигарет с прикроватного столика. Отсюда было слышно, как Ливи ворчит, налаживая душ.
Взяв зажигалку, Торп щелкнул ею, вспыхнула искра и погасла. А, черт! Он недовольно оглянулся в поисках спичек и открыл узкий ящик стола, полагая, что, может быть, они там.
Он сразу же увидел фотографию. В квартире Ливи никогда не было никаких фотографий и вообще ничего, подаренного на память. На фото сиял улыбкой потрясающе красивый малыш. Он взял карточку и стал разглядывать.
Фотография была маленькая, в серебряной рамке. Мальчик, вряд ли старше года, с пухлыми щечками и широкой улыбкой. Личико обрамляли густые черные волосы. Глаза были темно-голубые, почти синие, веселые и озорные. Это был ребенок, при виде которого любой прохожий на улице остановился бы и улыбнулся ему. Балованное дитя тысячи тетушек и дядюшек. Казалось, что веселая улыбка сейчас сменится громким смехом.
Держа в руке фотографию, Торп сел на постель.
— Я, наверное, истратила всю горячую воду, — сказала Ливи еще за дверью, — И поделом тебе за то, что вытащил меня из постели в субботу на рассвете.
Она открыла дверь и помедлила, завязывая пояс халата.
— Кстати, я не чувствую запаха кофе. Это ты мог бы по крайней мере…
Голос ее замер, когда она увидела, что он держит в руке. Улыбка исчезла, и она побледнела.
— Ливи… — Он начал было объяснять, как искал спички, но потом остановился. Все это сейчас ни к чему. — Кто это на фотографии?
Он мог сосчитать до десяти или даже больше, а Ливи все молчала. Она сглотнула, нижняя губа ее дрогнула, но, когда она заговорила, голос был ясный и сильный.
— Мой сын.
Впрочем, он знал это, едва взглянув на снимок. Сходство безошибочное. Он, глядя на нее в упор, спокойно спросил:
— А где он?
Ее лицо побледнело как мел. Еще никогда он не видел таких темных глаз, взгляда, задумчивого и полного боли.
— Он умер.
Ливи быстро отвернулась к шкафу и стала доставать одежду. Но она видела только цветные пятна. Она брала первые попавшиеся вещи, но не могла их удержать. Руки были как деревянные, они даже не дрожали. Торп обнял ее за плечи. Ливи машинально продолжала тасовать вешалки.
— Ливи. — Торпу пришлось приложить усилие, чтобы повернуть ее лицом к себе.
— Мне нужно одеться, если мы собираемся на прогулку.
Она затрясла головой, как бы отвергая все вопросы и стараясь высвободиться из его рук.
— Прекрати! — скомандовал он и так ее встряхнул, что она с трудом перевела дыхание. — Нет.
Так не пойдет. Ни сейчас, ни потом. Во всяком случае, со мной.
И прежде чем она успела что-либо ответить, Торп крепко прижал ее к себе.
Она могла бы вырываться, выкрикивать что-то обидное, но она приникла к нему, и все преграды пали.
— Иди сюда, сядь, — сказал он, — и все мне расскажи.
Ливи села на кровать, чувствуя его надежную руку на своих плечах. Фотокарточка лежала рядом. Она взяла ее и положила себе на колени. Он ее не торопил, он знал, что ей надо время, чтобы собраться с духом.
— Мне было девятнадцать, когда я познакомилась с Дутом.
Ее телезрители сейчас бы не узнали этот голос. Он был слаб, дрожал, в нем слышалась сердечная боль.
— Он изучал право. У него была стипендия за блестящие успехи. Он вообще был блестящий человек — свободомыслящий, вольнодумный и очень упорный. Он собирался стать лучшим адвокатом в стране. Изменить всю систему, юриспруденции, воевать с ветряными мельницами, побеждать драконов.
Торп молчал. Ливи глубоко вздохнула. Голос ее окреп.
— Мы потянулись друг к другу с первой же встречи. Может быть, причина была в различном происхождении, но в общих лучезарных идеалах. Мы просто искры высекали друг из друга. И мы были так молоды.
Ливи вздохнула еще раз, будто это придавало ей сил, и продолжала:
— Не прошло и трех месяцев со дня встречи, как мы поженились. Моя семья… — Она слегка рассмеялась и покачала головой. — Ладно, скажем так, они очень были удивлены. Сейчас я иногда думаю, что именно желание их удивить было одной из причин этого замужества. Мне это неприятно, но, возможно, так и было.
Она уставилась куда-то перед собой в пространство, ей одной ведомое, в свои воспоминания. Торп на минуту ощутил, что связующая их нить оборвалась. Он постарался отогнать эти мысли и стал слушать дальше.
— Наш брак не был крепким и надежным. Да и трудностей хватало. Дуг усиленно готовился к экзаменам. Я работала на посылках в местной телестудии, используя каждую свободную минуту для занятий. Деньги, к счастью, для нас обоих не много значили. Их постоянно не хватало, но мы как-то обходились. У нас были счастливые времена, однако Дуг… — Она замерла, словно в поисках подходящих слов. — У него была слабость к женщинам. Он меня любил. Я уверена в этом, любил по-своему, но ему трудно было хранить верность. Его «отступления» большой роли для него не играли, к тому же я была не очень опытна в сексуальных отношениях.
Торпу пришлось проглотить свое мнение на этот счет. Ему не хотелось ее перебивать. Наконец она рассказывала ему все. Но, признаться, ему очень хотелось чертыхнуться по адресу этого ее, с позволения сказать, мужа. Вот ведь дубина какая. Он очень ясно помнил, как Ливи сказала ему в первый же день их близости, что она, мол, не очень хороша в постели. Теперь-то он понимал, кто вбил ей в голову подобную чушь. Торп взял себя в руки и продолжал спокойно слушать.
— Года не прошло со свадьбы, как у нас родился Джошуа. Моя семья решила, что это безумие заводить детей так рано. Наш доход был гораздо ниже, чем они считали достаточным. Но мы оба хотели ребенка. Мы оба хотели Джоша. На время, казалось, он стал центром нашей жизни. Он был такой необыкновенный ребенок.
