Под небом безлунным плещутся волны, Облака тихий полет. Голос из темной немой могилы Скорбным криком зовет. Где золото кудрей твоих отыскать И очи, полные света? К любимым губам прикоснусь поцелуем И к нежным рукам, где-то… Где-то! Где-то! В летнего солнца янтарных лучах Под сенью теплого ветра Ты ждешь меня в дальних краях иль морях, Я знаю, любовь моя, где-то!
Второй куплет мало чем отличался от первого, и когда Феликс закончил, слушательницы зааплодировали.
— Как прелестно мило! — вздохнула Джулия. — Какие глубокие слова!
— Но где тут смысл? — озадаченно спросил Брайан.
— Его нет, — любезно пояснил Феликс. — Вы же не думаете, что в каждой песне должна быть мораль, как в баснях Эзопа?
Брайан пожал плечами и повернулся к Мадж.
— Должен сказать, я согласен с Фицджеральдом, — быстро вставил доктор. — Мне нравятся песни, в которых есть какой-то смысл. Текст того, что вы исполнили, так же загадочен, как поэзия Браунинга, только без его гения.
— Обыватели… — проворчал Феликс, встал из-за пианино и пошел к Джулии, собиравшейся исполнить балладу под названием «Вниз по склону», которая вот уже два месяца будоражила музыкальные круги Мельбурна.
Меж тем Мадж и Брайан прогуливались во дворе под луной. Ночь выдалась редкостная по красоте, с безоблачным синим небом, усеянным мириадами сияющих звезд, и большой желтой луной на западе. Мадж села на краешек мраморного бортика, который опоясывал неподвижный пруд перед домом, и опустила руку в прохладную воду. Брайан прислонился к стволу магнолии, зеленые листья и крупные кремовые цветы которой выглядели причудливыми в лунном свете. В широких окнах дома напротив, из которых лился красноватый ламповый свет, видно было гостей, оживленно танцующих под музыку Ролстона: их темные силуэты сновали туда- сюда в окнах, а веселый смех сливался с чарующей мелодией вальса.
— Похоже на дом с привидениями, — заметил Брайан, вспомнив жутковатое стихотворение Эдгара По. — Но здесь такое невозможно.
— Мне об этом мало что известно, — с серьезным видом сказала Мадж, зачерпнув немного воды и вылив ее обратно бриллиантово сверкнувшей в лунном свете струйкой. — Я знала один дом в Сент-Килда, где водилась нечистая сила.
— Какая? — насмешливым тоном поинтересовался Брайан.
— Это были непонятные звуки! — значительно произнесла она.
Брайан захохотал так, что испугал летучую мышь, которая резвилась в серебристом лунном сиянии, и та упорхнула за вяз.
— Крысы и мыши встречаются здесь куда чаще, — сказал он. — Боюсь, у обитателей твоего дома было слишком богатое воображение.
— Ты не веришь в привидения?
— У нашей семьи есть банши, — улыбнулся Брайан, — которая своим воем поднимает настроение нашим умирающим. Но поскольку саму леди я ни разу не видел, боюсь, это какая-нибудь миссис Харрис.
— Иметь родовое привидение так аристократично, — сказала Мадж. — Наверное поэтому у нас, колонистов, их не бывает.
— Ничего, у тебя будет, — рассмеялся он. — Наверняка привидения бывают не только аристократами, но и демократами. Но что за глупости я несу! — нетерпеливо продолжил он. — Призраков не существует, кроме тех, которых рождают сами люди. Призраки утраченной юности… призраки былых проступков… призраки того, что могло случиться… Таких привидений нужно бояться, а не кладбищенских.
Мадж молчала, потому что поняла смысл этих страстных слов: он говорил о тайне, которую открыла ему умирающая женщина и которая мрачной тенью легла на его жизнь. Она тихо встала и коснулась его руки. Легкое прикосновение вывело Брайана из задумчивости. Едва заметный ветерок зловеще зашуршал листьями магнолии, и они в молчании пошли к дому.
ГЛАВА 24
Брайан получает письмо
Несмотря на гостеприимное предложение мистера Фретлби, Брайан отказался переночевать в Ябба Яллук. Попрощавшись с Мадж, он сел на лошадь и, озаренный лунным светом, медленно поехал прочь. На душе у него было легко, и положив поводья на шею лошади, он предался размышлениям. Atra Cura[19] точно не сидела позади всадника в эту ночь, и Брайан, к своему удивлению, запел «Китти из Колрейна». Да и почему ему было не запеть, когда будущее представлялось столь ярким и приятным? О да! Они будут жить в океане, и она поймет, насколько беспокойные волны с их ощущением величественной тайны интереснее заполненной людьми суши.
Ведь море — для свободных духом, Земля — для тюрем и рабов.
Как прав был Томас Мур! Она поймет это, когда под раздуваемыми свежим ветром парусами они полетят над голубыми тихоокеанскими волнами.
