— Вот как…
— Она и посоветовала мне поехать на выставку. Сказала, что там довольно интересно, и, может, там я отыщу для себя вдохновение. — Он подошел к стене, поднял руку и дотронулся пальцами до полотна. — В этой работе было что-то особенное. Меня будто пригвоздило к полу ее взглядом. — Александр поднял глаза, разглядывая лицо нарисованной девушки. — Мастер, который ее написал, присутствовал тогда на выставке. Помню, он подошел, встал рядом со мной и тоже долго и молча смотрел. А потом улыбнулся и сказал: — Глядите-ка, она выбрала вас. Держит и не отпускает. На меня она никогда так не смотрела.
— Так и сказал? — Хрипло спросила Маруся.
Пальцы Веспера касались картины — в том самом месте, где нога натурщицы ступала на каменный пол. И девушка отчетливо чувствовала тепло его рук на своей коже, хотя такого никак не могло происходить в действительности.
— Тогда я и почувствовал, что она живая. И забрал ее себе. — Его указательный палец прочертил извилистую линию, и Веспер опустил руку. Медленно повернулся к ней. — Я просто представлял, какая ткань и какие линии могут достойно украсить ее тело. Рисовал, зачеркивал, рвал бумагу, снова рисовал. Физически ощущал, как ей холодно. Не знаю, может, где-то в душе. Внутри. Мне казалось, что ей тоже одиноко. И захотелось согреть. Так родилась идея использовать мех в новой коллекции.
— Лунная мелодия? — Прошептала Маруся, слыша, как ее сердцебиение разрывает тишину комнаты.
— Да.
— Она божественна. — Призналась девушка. — Этой коллекцией ты покорил весь мир.
Мужчина сделал шаг в ее сторону и замер. По телу Маруси разлилось знакомое тепло. Сердце больно толкнулось в ребра. Казалось, близость Веспера обжигала ее всякий раз, когда он подходил достаточно близко, чтобы прикоснуться к ней. И этот жар нужно было перетерпеть. Либо дать ему выход…
— Она единственная. — Девушка оборвала то, что могло произойти между ними в любую секунду, и печально посмотрела на портрет. — Он рисовал меня несколько раз, но остальные картины я уничтожила. Если бы добралась до этой, сожгла бы и ее. — Ее плечи напряглись от нахлынувших воспоминаний, и тело окаменело, точно кирпичная стена. — Моя прошлая жизнь — нагромождение ошибок. Иногда кажется, что я и сама одна сплошная ошибка. И за это ужасно стыдно. Вряд ли наивная дурочка, ставшая в одночасье бесчувственной тварью, достойна быть чьим-то вдохновением. И хорошо, что это просто картина, а не я сама…
— Маша. — Прошептал Веспер, оказавшись совсем близко.
Она взглянула на него снизу вверх. Задержала взгляд на губах, боясь посмотреть в глаза.
Он протянул руку и заправил выбившуюся прядку ей за ухо.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Знаю. — Кивнул Александр, убрав волосы с ее плеча.
— И ты…
— Я не рассказывал ей. Зачем? Это не мое дело.
— А я… — Подняла взгляд выше.
— Мы все ошибаемся. Это просто ошибка. Моя. Нужно было тогда…
— Нет. — Девушка сглотнула, превращаясь в тающий шоколад от тепла его рук. — Это не ошибка, это хуже.
— Все давно в прошлом.
Маруся не останавливала его.
Не дергалась, не отодвигалась. Почти не дышала, просто смотрела ему в глаза. В темные серые омуты, излучающие свет доверия и понимания. И боялась сказать даже слово. Боялась, что проговорится ему о своих чувствах. Боялась, что он прикоснется к ней еще раз, и она сдастся, ведь очень хочет большего. И это все испортит. Потому что будет, как всегда. А с ним всё совсем другое — особенное. И нужно по-другому.
— Я знаю. — Наконец, выдохнула она. — Знаю! — И обхватила голову руками. — Боже, у нас всего пара дней, но я придумала, как все устроить!
Романтический момент был безнадежно испорчен, но они получили гораздо больше. Расположившись в гостиной возле камина, обложившись эскизами и документами, эти двое до самого утра готовились к будущей презентации. К рассвету, когда весь пол в помещении был усыпан исписанными и изрисованными листами бумаги, когда бутылка красного вина была запита большим количеством бодрящего кофе, когда все заинтересованные лица были разбужены настойчивыми ранними звонками, у Маруси оставалось одно, последнее — самое важное дело.
В квартире Яна Зварского зазвонил телефон.
— Да? — Он еще не ложился и был изрядно навеселе.
— Ян?
Услышав ее голос, мужчина моментально протрезвел.
Он столько раз пытался нарисовать эту женщину по памяти, но всегда выходило что-то не то. Не было души. Вроде та же фигура, тот же доверчивый взгляд, распахнутые большие глаза, милая улыбка. Но это была не она. И картины не оживали. Больше не было той магии, которую он когда-то по собственной воле потерял, превратив чувства в пыль, а сердце девушки в израненный кусок плоти.
— Ты? — Удивился Зварский.
— Я. — Подтвердила Маруся.
— Сколько лет, сколько зим…
— Почти три года. — Сказала Еникеева.
И он не слышал в ее голосе печали. Значит, она больше не злилась. Значит, была счастлива.
— Чем обязан? — Спросил Ян, садясь на стул.
Ноги отказывались его держать.
— Мне очень нужна твоя помощь.
39
На устроенную «Vesper Couture» инсталляцию в огромном бизнес-центре съехался, кажется, весь свет столичной модной тусовки, известные представители шоу-бизнеса, элита деловых кругов и целый полк фэшн-прессы.
Благодаря связям Зварского Марусе удалось в считанные часы распространить слухи о грядущей экспозиции и среди сильных мира сего, и среди богемных кругов столицы. К обеду на входе выстроилась толпа из желающих попасть внутрь: некоторые люди даже выстаивали подолгу, чтобы хоть краем глаза глянуть на презентацию и сделать хотя бы один снимок.
В просторном помещении расположились обветшалые декорации: плотно окрашенные стены с облупившейся краской, пожелтевший потолок и скрипучий пол из старых досок служили фоном для потрепанной мебели в стиле арт-деко, неказистых светильников и коллекции мебели советского образца.
Повсюду были развешаны картины, стояли мольберты, валялись краски, кисти, палитры и прочие принадлежности для живописи. По помещению разгуливали модели в вечерних и свадебных платьях от Веспер — они охотно общались с гостями, рассказывали им свои истории и позволяли с ними сфотографироваться. Все словно готовились к чему-то: некоторые из девушек расставляли напитки и угощения на столах, другие с упоением делились сплетнями о том, что намечается грандиозная вечеринка.
А ближе к концу зала, возле окна, был установлен мольберт, возле которого происходило самое важное: талантливый художник Ян Зварский неторопливо и старательно рисовал портрет почти обнаженной девушки, сидящей напротив него на небольшом табурете. Распустив волосы и выгнув спину, красавица-модель позировала ему, прикрываясь лишь нежной тканью платья.
