Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Самое богатое общество, которое когда-либо видел мир, разбогатело за счет изобретения все более совершенных способов предоставления людям того, что они хотят. Воздействие множества мгновенных положительных подкреплений на мозг сродни воздействию, которое отсечение левой руки оказывает на правую: чем больше задействована суть ящерицы, тем более доминантной она становится. «Мы сводим к минимуму использование той части мозга, которой нет у ящерицы, – говорит Уайброу. – Мы создали физиологическую дисфункцию. Мы утратили способность саморегулирования на всех уровнях общества. Те $5 млн, которые вам платят в Goldman Sachs, если вы делаете все, что они просят, и есть шоколадный торт, только осовремененный».
По мнению Уайброу, череда финансовых пузырей и накопление индивидуальных и государственных долгов есть не что иное, как результат ведения образа жизни, продиктованного мозгом ящерицы. Цветовую карту распределения индивидуальных долгов в Америке можно наложить на цветовую карту центров по контролю и профилактике заболеваний, которая показывает фантастический рост с 1985 г. числа страдающих ожирением на территории Соединенных Штатов, и картина в целом совпала бы. Бум торговли, осуществляемой индивидуальными инвесторами в акции, распространение узаконенной азартной игры, рост наркомании и хронического алкоголизма – все это звенья одной цепи. Куда ни повернись, везде американцы приносят долгосрочные интересы в жертву сиюминутному положительному результату.
Что происходит, когда общество утрачивает способность к саморегулированию и упорно приносит собственные долгосрочные интересы в жертву сиюминутным вознаграждениям? Чем все заканчивается? «Мы могли бы регулировать себя, если бы захотели задуматься над этим, – говорит Уайброу. – Но мы явно не собираемся этого делать». Помимо этой маловероятной возможности, Уайброу рассматривает два других потенциальных исхода. Первый он иллюстрирует правдивой историей, которую можно было бы назвать притчей о фазанах. Весной прошлого года он был в творческом отпуске в Оксфордском университете и с удивлением обнаружил, что может снять квартиру в самом Блен-хеймском дворце, фамильном доме Черчиллей. Предыдущая зима в Бленхейме была суровой, и охотники подстрелили много фазанов, в результате чего в дворцовом парке остался один-единственный фазан. Птица получила свободный доступ к недавно засеянному полю. Если раньше количество съедаемой пищи регулировалось окружающими условиями, то теперь не было абсолютно никакого регулирования: фазан мог есть сколько влезет, что он и делал. Он вырос до таких размеров, что когда другие птицы подлетали поклевать зерна, он отпугивал их одним своим видом. Жирный фазан стал туристической достопримечательностью и даже получил имя: Генри. «Генри был самым крупным фазаном, который когда-либо существовал, – говорит Уайброу. – Даже растолстев, он все ел и ел». Вскоре Генри стал страдать ожирением. Он по-прежнему мог есть сколько влезет, но уже не мог летать. И однажды его не стало: фазана съела лиса.
Другой возможный исход был чуть-чуть более обнадеживающим: опуститься на дно. Осознать, что произошло с нами, потому что другого выхода у нас нет. «Если мы откажемся регулировать себя, за нас это могут сделать только окружающие условия, – говорит Уайброу, – и вытекающие отсюда ограничения». Другими словами, для совершения значимых перемен нам необходимо, чтобы окружающие условия обеспечили необходимый уровень страданий.
В АВГУСТЕ 2011 Г… НА ТОЙ ЖЕ неделе, когда агентство Standard & Poor’s понизило долговой рейтинг правительства Соединенных Штатов, суд утвердил план оздоровления г. Вальехо, Калифорния. Кредиторы Вальехо в итоге получили по пять центов с доллара, а государственные служащие – примерно по 20–30 центов с доллара. Ни Moody’s, ни Standard & Poor’s уже не присваивали городу рейтингов. Понадобились бы годы, чтобы заработать репутацию для получения приличного рейтинга. Отсутствие рейтинга не имело особого значения, поскольку город меньше всего собирался занимать деньги на стороне.
Больше из любопытства, чем преследуя определенную цель, я еще раз поехал в Вальехо и посетил отделение пожарной охраны. При существующем распаде нашего чувства общей цели пожарники являют собой впечатляющий пример иных отношений. Нетрудно представить себе, как полицейское управление могло бы закончить конфликт с обществом, которое наняло его для своей защиты. Человек, который становится полицейским, любит власть. Он хочет остановить плохих парней. Ему не обязательно заботиться о том, как к нему относятся люди, покой которых он охраняет. Человек, который становится пожарным, хочет быть хорошим парнем. Он хочет, чтобы его любили.
Пожарника из Вальехо, с которым я встречался в то утро, звали Пейдж Мейер. Ему 41 год. У него волосы с проседью и смуглая кожа со следами ожогов на щеках. На лице постоянно играет улыбка. Он не из тех, кто ударяется в религию или в политику. («Я не такой уж праведник».) Религиозное отношение у него разве что только к семье и работе. Он чрезвычайно гордится своей работой, а также коллегами. «Не хочу показаться кичливым, – говорит он, – но многие отделения в городах получше нашего тушат серьезные пожары, может, раз в год, не больше. Мы же тушим их постоянно».
Население Вальехо старше и беднее по сравнению со многими соседними городами, а уж здания, в которых оно живет, и того старше. Типичный дом в Вальехо – очаровательное, легковоспламеняющееся деревянное здание в викторианском стиле. «В этом городе мы сражаемся с пожарами, – говорит Мейер. – Этот город разваливается от старости». Местные условия определяют характер пожарной бригады: эти ребята чрезвычайно энергичны. «Когда я пришел работать в эту бригаду, город был обречен сгореть, – сказал он. – У пожарной части не было даже водоема. Мы приступаем к делу. Тут заходит какой-то болван с хриплой глоткой и давай нас понукать – вы, мол, не слишком поворотливы. А я вам вот что скажу о нашей бригаде. Если нам позвонили и сказали, что задыхается малыш или десятилетний ребенок не дышит, лучше всем убраться с дороги, а то переедем ненароком».
В молодости, чтобы заработать на оплату колледжа, Мейер работал спасателем на озере в центральной Калифорнии. Он думал, что в этой работе не будет особых драматических моментов, но люди то и дело приходили, напивались и тонули. Некоторые из тех, кого он вытащил из воды, были в тяжелом состоянии и нуждались в помощи медиков. Вот тут-то и появлялась пожарная бригада. Он поговорил с пожарными и узнал, что «они просто влюблены в свое дело. Надо начать жить по-настоящему и создать вторую семью. Как такое может не понравиться?». Он приехал в Вальехо в 1998 г., когда ему было 28 лет. Он оставил теплое местечко в Саннивейле, где пожаров было мало, именно потому, что хотел бороться с огнем. «В других бригадах, – говорит он, – я не был ог-неборцем. Здесь же в первые полгода я раз в полмесяца ездил тушить пожар среди ночи. Просто удивительно». Дома в Вальехо в основном деревянные, каркасно-щитовые. Внутренние стены не могут выполнять противопожарную функцию: по всем четырем стенам сверху донизу огонь распространяется так же легко, как по дымовой трубе. Неопытные пожарные в Вальехо, бывало, начинали тушить огонь с первого этажа, а потом обнаруживали, что пламя с ревом вырывается через крышу. «Прибыв на пожар, мы говорим: “Так] Нужно кого-нибудь послать наверх”. Потому что огонь обязательно пойдет прямо на чердак».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
