— Ты так много знаешь. — Грэм обвел взглядом склад: платья эпохи Регентства, неоновые комбинезоны, доспехи и смокинги. — Здесь столько всего нужно знать.
— И это говорит парень с двумя академическими дипломами.
— Никогда не изучал историю. — Улыбался он уже не криво, а открыто и добродушно, во весь рот. — Все, что ты делаешь, удивительно.
Гравитация внутри Имоджен снова устремилась к нулю. Она ухватилась за соседнюю вешалку, чтобы не взлететь — событие невероятное, но вполне возможное из-за этих ямочек на щеках!
— Ну, мне кажется, вести сквозь время корабль, набитый злодеями, — тоже шикарное занятие.
— Там всего лишь числа, — отмахнулся Грэм.
— Всего лишь числа! Ха! Вот по этой причине я и предоставляю тебе следить за обменными курсами на бирже времени. Будь я инженером, мы, скорее всего, застряли бы где-нибудь на полпути между Решеткой и поздним меловым периодом и любовались бы в вистапорт на топчущихся вокруг корабля динозавров.
Улыбка инженера стала шире, приподняв Имоджен еще на несколько сантиметров над полом.
— Так застрять невозможно.
— Еще как возможно. — Девушка улыбнулась в ответ. — Я очень слаба в математике. Быть историком — значит просто заниматься самообразованием. Знать ландшафт, в котором жили динозавры, и одновременно обладать достаточной гибкостью, чтобы взять любой крученый мяч, брошенный тебе прошлым.
— Хотелось бы мне с такой уверенностью выходить из запутанных ситуаций.
В самом деле? Одним из качеств, которые ей правились и Грэме, являлась аккуратность. Во всем, что он делал, присутствовал порядок, предсказуемость, и это качество оценивалось Имоджен только как положительное. Грэм обладал уравновешенностью, стойкостью и сообразительностью. Он всегда сидел на своем месте, в кресле напротив нее, поднимал корабль, отправляясь в путешествие, возвращал их домой. Грэм в совершенстве знал свое дело.
— Твои мозги работают на кликах, а мои на завихрениях, — высказалась Имоджен. — «Инвиктусу» нужно и то, и другое.
— Клики и завихрения. — С губ Имоджен эти слова слетели легко, как облачко пара, но в устах Грэма обрели твердость. — Мне это нравится.
Обмен репликами протекал благополучно. Она не сказала ничего глупого. Неловкость, которой Имоджен страшилась весь день, не заявила о себе вслух. Присутствовало напряжение, но доброкачественное, напоминавшее не о скрежете, но о шепоте губ, почти касающихся кожи, отчего у девушки дрожал каждый волосок.
Прия и Элиот расселись у нее на плечах, как две мультяшные совести. Вместо обычного спора между ангелом и демоном они в унисон твердили: Скажи ему.
Прижав римское одеяние к груди, Имоджен гадала, хватит ли у нее духу, сумеет ли. Вроде бы просто сказать: ты мне нравишься, но сможет ли она пережить потрясение, если Грэм не разделяет ее чувства? Как она пойдет рядом с ним назад на «Инвиктус»? И будет сидеть в своем кресле напротив него — день за днем, чувствуя наступившую отчужденность, как свежую рану.
И все же сказать что-то следовало. Молчание становилось просто нелепым.
У Имоджен перехватило дыхание, и она наконец открыла рот.
Грэм успел заговорить первым.
— Послушай, Имоджен. Прошлой ночью…
Внезапно наступившая темнота оборвала начатую фразу. Лампы на складе погасли, потом мигнули и принялись медленно накаляться. Это Бел подавал сигнал: Пора закрываться! Всем есть куда идти и с кем встречаться.
— Мы поднимемся через секунду! — прокричала она в сторону лестницы. В голове все смешалось. Послушай, Имоджен служило началом фразы, ведущей к разочарованию; ничем хорошим закончиться она не могла. Имоджен еще успевала уйти со склада, сохранив достоинство, но приходилось действовать быстро.
— Здорово провели время, правда? Слушай, нам надо торопиться. Если Бел опоздает на свидание по моей вине, я этого себе не прощу. Хочешь, на обратном пути купим для всего экипажа пиццу?
Круговерти, вихри, завихрения. Лампы еще не разгорелись в полную силу, в складе царил полумрак. Имоджен различала только контуры предметов, льняные одежды, смявшиеся у нее в руках, острые края вешалок. Грэм все еще стоял близко, но лицо его хорошенько рассмотреть она не могла. Видела только, что он больше не улыбается.
— Да, конечно. Пицца — это замечательно.
Грэм отвернулся и пошел к выходу. Имоджен последовала за ним, гадая, не сморозила ли она в конце концов какую-то непоправимую глупость.
26 ВЫСАДКА В ПАПИРУСНУЮ ТРУТНИЦУ
«Инвиктус» уже летел, грациозно скользя над Средиземным морем в форме подгоняемого лунным светом облачка. Ночь 11 июня 2155 года выдалась чудесная, темное одеяло небес усыпали звезды, но никто из экипажа не наслаждался этим зрелищем. Фар с остальными поглощал пиццу, отламывая куски от выпечки, лежащей в двух термокоробках «Маргарита пай». Рядом стоял и контейнер с тирамису. Ужин совместили с планеркой, присутствовал даже Бартлби, одетый по случаю в тогу. Стола для Элиот висела возле хвоста Шафрана вместе с прочими предметами гардероба. Льняной подол спускался так низко, что то и дело задевал волосы Фара, когда тот шевелился.
Ему так и хотелось отмахнуться от него.
Стоя возле манекена, Имоджен посвящала команду в детали предстоящей кражи. Страх перед публичным выступлением она преодолела, но инструктаж проводила как-то неуверенно. Откашливалась, прочищая горло, поправляла волосы, засоряла предложения междометиями «хм» и «умм».
— Александрийская библиотека являлась, хм, самым замечательным собранием знаний Древнего мира. Поэзия, физика, философия, астрономия… Здесь было все — до пожара, устроенного Цезарем.
Покупателей Элиот, умм, особенно интересуют два пункта: рукописи греческой лирической поэтессы Сафо и «История Древнего мира» Беросса. Точное местонахождение этих свитков неизвестно, но, хм, в распоряжении библиотекарей имелась тщательно разработанная каталожная система. Предполагается, что работы Сафо хранятся где-то, хм, в северо-восточном углу, а «Вавилонская история» — в другой стороне здания. Мы так полагаем.
— Мы полагаем? — Жир потек по пальцам Фара — он только что откусил первый кусок. Ого! Термоупаковка здорово делала свое дело; он почувствовал, как моцарелла обжигающим потоком устремилась вниз по пищеводу и застряла где-то в боку. Часть хлынувшего внутрь жара изверглась наружу со словами: — Когда собираешься высадиться в папирусную трутницу, хочется чего-то более основательного, чем предположения.
— Я сделала все, что могла, — запротестовала Имоджен. — Учитывая сжатые сроки.
— Конечно сделала. — Прия пришла ей на помощь, толкнув Фара локтем в бок.
Капитан с трудом сдерживал раздражение — поездка на магнитном каре свела на нет чувство облегчения от того, что он остался жив. А скрытность Элиот ранила особенно больно после того, как ей предложили помощь. Фар чувствовал себя отвергнутым героем. Нет, гораздо хуже. Сторонним наблюдателем в чужой игре.
