Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Мистер Фортескью решает, что нужно вскрывать, и мы ждем, пока подействует эпидуральная анестезия. Тем временем он решает рассказать мне одну историю, случившуюся несколько лет назад. К нему на прием пришла пожилая дама с жалобами на боли в нижней части живота. Проведя обследование, он отправил ее на рентген, который обнаружил у нее в брюшной полости ложку. После ряда уместных вопросов: «Вы когда-либо проглатывали ложку?», «Вы засовывали себе ложку во влагалище или задний проход?» – стало ясно, что понять, как этот предмет туда попал, вряд ли удастся. Как бы то ни было, ложка причиняла ей боль, и, чтобы ее вытащить, нужно было провести операцию под общей анестезией.
И действительно, во время операции была обнаружена лежащая среди ее кишок и других потрохов десертная ложечка. Когда ее достали, то из отличительных признаков на ложке были обнаружены ряд царапин с тыльной стороны, а также оттиск «Собственность больницы Святого Теодора» на ручке. Мистер Фортескью встретился с пациенткой в палате после операции, и они оба одинаково недоумевали относительно того, как эта ложка умудрилась проделать свой путь из больницы Святого Теодора в ее брюшную полость. Если не считать ложки, которая все это время перемешивала ее внутренности, словно ризотто, то последний раз она имела с ними дело в 1960-х, когда ей там проводили кесарево. В больнице категорически открестились от хирургической имплантации ложек на регулярной основе, однако смогли разыскать медкарту пациентки. Толку от нее оказалось мало. Судя по всему, мало кто из врачей, выворачивающих содержимое ящика со столовыми приборами в распоротый живот своим пациентам, любит это дело документировать. Однако по ним удалось хотя бы установить, как звали оперировавшего ее хирурга. Джентльмен этот уже давно почил, однако мистеру Фортескью в конечном счете удалось связаться с кем-то, кто стажировался под его началом, чтобы попытаться узнать, не было ли у того привычки посреди операции прерываться на сладкое. Удивительно, но объяснение случившемуся все-таки удалось получить. Этот хирург постоянно использовал стерильную десертную ложку, когда зашивал влагалища прямых мышц живота[123], чтобы защитить расположенные под ними ткани. В тот самый раз ложечка просто провалилась вниз, и он, мысленно послав все к чертям, продолжил зашивать.
Анестезиолог объявляет, что мы можем начинать, и только я начинаю снимать скобы, как в операционную забегает акушерка и говорит, чтобы мы остановились, потому что тампон нашли: он был в руках у ребенка. Все присутствующие вздыхают с облегчением, за исключением операционной медсестры, которая добрых полчаса без надобности нервничала и рыскала по мусорным контейнерам. «Долбаный мелкий воришка», – сказала она, не видя, что прямо за акушеркой находится тот самый тампон в руках у того самого ребенка, который находится на руках у своего отца.
18 марта 2010 года, четверг
Экстренный вызов в отделение неотложной помощи – женщина рожает на 25-й неделе прямо за шторкой. Вместе со старшим интерном, анестезиологом и акушеркой мы несемся со всех ног вниз, а бригада неонатологов бежит следом за нами со всем необходимым оборудованием. Пациентка пыхтит, а ее состояние ужасное – анестезиолог дал ей обезболивающее. Акушерке не удается уловить сердцебиение плода с помощью фетального монитора – дело плохо.
Я осматриваю женщину. Никаких признаков родовой деятельности. На самом деле шейка ее матки вытянута, твердая и полностью закрыта – она не рожает. Странно. Я спрашиваю, в какую женскую консультацию она ходит, она отвечает, что в нашу. Кто-то ищет ее имя в компьютере и ничего не находит – не то чтобы в этом было что-то странное. Компьютеры отрицают существование практически каждого пациента – да от карт Таро нам было бы больше пользы.
Кто-то из персонала уходит за аппаратом УЗИ, а я спрашиваю у пациентки, когда ей последний раз делали УЗИ. На прошлой неделе. В этой больнице, так ведь? Да. На пятом этаже? Да. Ага, понятно. Я отправляю анестезиолога, акушерку и педиатров обратно. Все снимки для пациентов в этой больнице проводятся на первом этаже этой трехэтажной больницы.
Появляется аппарат УЗИ, и, к счастью, – ведь я только что выпроводил всех остальных врачей – никакого ребенка не видно. Только лишь вздутый кишечник, из-за которого она может показаться беременной – если прищуриться.
«Но где же ребенок? Куда он подевался?» – кричит она на все переполненное и явно потрясенное отделение неотложной помощи. Я говорю ей, что мои коллеги вскоре ей все объяснят, после чего прошу персонал отделения связаться с психиатрией, чтобы те ее забрали себе. Я направляюсь в кофейню через дорогу, чтобы немного посидеть в спокойной обстановке и поразмышлять о том, что только что произошло. Я возмущен тем, что другие пациенты оказались под угрозой, так как к ней на помощь из родильного отделения сбежалась куча врачей. Я недоумеваю, о чем она вообще думала – она ведь понимала, что ее раскроют, так ведь? А еще мне ее жалко – какие душевные травмы и демоны должны были довести ее до того, чтобы так поступить? Остается только надеяться, что мои друзья из психиатрии окажут ей помощь, в которой она так нуждается.
Глупо было с моей стороны надеяться, что у меня получится спокойно допить кофе. Внезапно меня срочно вызывают в родильное отделение, и я несусь туда как угорелый.
«Четвертая палата!» – кричит старшая акушерка, когда я влетаю в отделение. Снова эта женщина из неотложной помощи – точно так же жалобно пыхтит. Она решила так просто не сдаваться и сбежала из отделения неотложной помощи прежде, чем подоспели психиатры, чтобы попытать удачу где-нибудь в другом месте.
Увидев меня, она корчит недовольную физиономию – шоу окончено.
27 марта 2010 года, суббота
Выбрались наконец поужинать вместе со старыми приятелями из мединститута, чтобы попытаться убедить самих себя, что с нашими жизнями все в полном порядке, несмотря на многочисленные доказательства обратного. Было приятно со всеми встретиться, пускай вечер и пришлось переносить семь раз.
После ужина мы оказались в баре возле нашего мединститута, прямо как в старые добрые времена, и по какой-то причине – возможно, сработала мышечная память после последнего раза, когда мы здесь были, – решили устроить игры с выпивкой. Единственной игрой, правила которой мы все помнили, оказалась «Я никогда не…». Это больше напоминало сеанс групповой психотерапии: всем шестерым из нас доводилось плакать из-за работы, пятеро из нас плакали на работе, у всех была ситуация, когда мы не чувствовали себя в безопасности, у троих из нас из-за работы были разорваны отношения, и всем доводилось пропускать важные семейные мероприятия. С другой стороны, у троих из нас был секс с медсестрами, причем у одного прямо на работе, так что не все так уж и плохо.
19 апреля 2010 года, понедельник
Мисс Бербедж, одна из наших врачей-консультантов, взяла двухнедельный отпуск по семейным обстоятельствам в связи со смертью одной из своих собак. В комнате отдыха родильного отделения никто не скупится на издевки. Я же, ко всеобщему удивлению, – в том числе и к своему собственному – встаю на ее защиту.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59