Я разгуливаю туда-сюда вдоль канала. В какой-то момент Кит решит прогуляться или же последует за мной. У меня с собой баллончик с перечным газом и опасная бритва. Самое трудное – понять, когда его лучше остановить. Кит должен нанести достаточно серьезные повреждения, чтобы полиция отнеслась к этому надлежащим образом, но никто из нас не должен погибнуть. Детективы обязаны убедиться, что это он напал на меня, а не я на него, и не должны поверить ничему, что он им наговорит.
Вдоль тропинки стоят кусты ежевики, напоминающие пустые шары, и сквозь них пролетают воробьи. Я иду на юг к Устричному пруду.
Мне нужно или простить Рэйчел, или вычеркнуть из жизни наши последние полгода вместе. В каком-то смысле я ее не очень-то виню. Может, она хотела поменяться ролями и увидеть, что значит быть на другом полюсе, быть той, что в тот вечер беззаботно развлекалась на вечеринке, ужинать с моим бойфрендом. Или она просто перепила, и ей стало все равно. Стерва, думаю я, но горечь ничего не меняет, мне по-прежнему не хватает Рэйчел.
С этой части канала можно разглядеть задний двор ее дома. Деревянный белый сайдинг, дымоход, два вяза-часовых. Из трубы поднимается дым, словно в доме кто-то есть, но это оттого, что мы оставили включенным котел, чтобы не разорвало трубы.
Я жду, пока она выйдет на улицу. Или в окне появится Фенно. Стало ничуть не легче поверить в то, что Рэйчел нет. На Устричном пруду я время от времени проверяю баллончик с газом, чтобы убедиться, что он не замерз.
Если Кит вскоре не набросится на меня, газ весь выйдет.
Глава 62
У входа в «Охотники» меня поджидают два констебля. Они видят меня раньше, чем я их замечаю: они следили за мной, когда я шла по дороге. Местность я знаю лучше их. Мне известно, где можно спрятаться у канала. Лес гуще у Устричного пруда, туда мне и нужно, и я выжидаю удобного момента, но за мной следят неотступно, и я продолжаю шагать в их сторону. В ярости иду через всю главную улицу. Зря они время теряют. Выжди они чуть дольше, на меня бы набросился Кит.
Полицейские шагают вперед, зачитывая мне мои права, и открывают дверь патрульной машины. Наручники не достают. Всю дорогу до Абингдона я сосредоточенно разглядываю в окно проплывающие мимо пейзажи, чтобы у меня не перехватило дыхание. Они не дали мне переодеться, и в кармане у меня так и лежат газовый баллончик и опасная бритва.
Появляется подсвеченный указатель на полицейский участок «Темз Вэлли». Там почти все так же, как и при прежних допросах. Комнаты почти похожи, разве что одна стена зеркальная, за ней могут сидеть другие полицейские. Мне дают синий тренировочный костюм, чтобы я переоделась, и оставляют ждать в допросной.
Входит Моретти и говорит:
– Здравствуйте, Нора.
И тут я понимаю, что все предыдущие допросы были лишь репетициями. Моретти как бы тренировался. Теперь он знает меня и мои слабые стороны.
– Мы обнаружили у вас в номере кое-какие записи. Это ваш почерк?
– Да.
Он начинает читать.
– «Отягчающие факторы повреждений. Психологическое травмирование жертвы. Неоднократные нападения на ту же жертву. Значительная степень предумышленности». – Он откидывается на спинку стула. – Зачем вам процессуальные установки для квалификации тяжких телесных повреждений?
– Рэйчел думала, что напавшего на нее в Снейте человека смогут поймать на повторном преступлении. Мне казалось, что знание оснований для приговора за похожее преступление поможет разыскать его.
– Или же, – возражает он, – вам хотелось знать, какое вас может ждать наказание.
– Нет.
– Где вы развеяли прах?
– В Корнуолле.
– С вами кто-нибудь ездил?
– Нет.
– Никто из друзей Рэйчел или родных?
– Нет.
– А почему? Вы их об этом просили?
– Мне хотелось побыть одной.
Моретти одергивает пиджак.
– Вы когда-нибудь приносили что-либо на вершину холма? Пикник устраивали?
– Нет.
– Свидетель видел вас там с пластиковым пакетом с логотипом «Уислстопа».
– Это невозможно.
– Такой магазин есть на Паддингтонском вокзале. Вы говорили мне, что делали там покупки. А там еще продают светлый «Теннетс» и сигареты «Данхилл».
– А свидетель – это Кит? Он все подстроил. Или сам все притащил, или вы ему фотографии показывали.
Моретти смотрит в зеркало, словно хочет убедиться, что некто услышал только что сказанное мною. Интересно, успела ли я наделать ошибок. Какое-то время он молчит. Свидетель – наверняка Кит, иначе бы он мне возразил.
– Это вы там все соорудили на холме, – произносит он. – Вам хотелось, чтобы мы решили, что Рэйчел кто-то преследовал. Через два дня после убийства вы начали переживать, что мы ничего не найдем, так что сами об этом заявили.
– Нет.
– Зачем вы поднялись на холм?
– Мне хотелось посмотреть на ее дом.
Моретти выходит из комнаты. Я долго сижу, сложив руки на коленях. Они где-то наблюдают за мной по видеомонитору и планируют продолжать дальше. Очевидно, это должно заставить меня занервничать, но от одиночества мне становится легче. До предъявления обвинения у них есть тридцать шесть часов.
Нужно получить санкцию от начальника, старшего инспектора уголовной полиции Бристоу. Ее на месте может не оказаться. Полагаю, что инспектор за нами наблюдала, и хочу, чтобы она сама меня допрашивала. Мы с ней никогда не разговаривали, она не может быть убеждена в моей виновности. Я представляю ее себе в строгом костюме, на столе чашка кофе, она разминает плечи и думает, а не пойти ли домой. Не очень хорошо предъявлять обвинения двум подозреваемым, чьи дела Королевская прокуратура вести отказывается.
Часов в допросной комнате нет. Они есть на руке у Моретти, но их не видно за рукавом. Я не знаю, сколько прошло времени. Смотрю в зеркало, пытаясь разглядеть там какие-то силуэты. Прислушиваюсь к звукам в здании, а когда ничего не слышу, то боюсь, что мы остались одни.
– А Льюис здесь?
– Нет. Сержант уголовной полиции Льюис временно отстранен от дела.
– За что?
– За ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей.
Поспать мне долго не дают. Кажется, всего несколько секунд проходит между тем, как меня заводят в камеру и как приводят обратно в допросную к Моретти. Он пьет чай, но мне не предлагает.